От слов сумасшедшего и без того многострадальная голова закружилась ещё сильнее, что навело на мысль о вполне уместных галлюцинациях, и Коля проигнорировал странные слова.
- Не бойтесь его, - тихо сказал интеллигент, - Это наш местный блаженный Иероним...
- Иероним? - удивлённо переспросил Николай, сторонясь навязчивого старика.
- Нет, милок, меня все Кузьмой кличут, а вот ты зовёшься чужим именем. - отвечал он сам за себя, продолжая играючи шокировать нового пациента.
Только очкарик невозмутимо продолжал свою журчащую речь, из которой следовало, что в таком тяжёлом состоянии, усложнённым отсутствием документов и денег, гостю мегаполиса лучше держаться провожатого, пусть и такого странного. Засыпающий люмпен Диоген поддержал его советы и отрекомендовал Кузьму, как большого знатока укромных уголков для бездомных, но почему‑то распрощался с ним двусмысленными словами:
- До новых встреч, Иван Сусанин! Везунчик, слышь? И тебе удачи! На крайняк, возвращайся обратно к нам, болотного дна хватит на всех.
Но возвращаться и тонуть в гнусном месте, пусть и в неплохой компании, отнюдь не хотелось. На фоне общего безразличия к чужим проблемам, Николая подкупила готовность Кузьмы направить его в лабиринтах Петербурга, прикрывая пути отступления. И он последовал за этим странным человеком, предварительно сняв в убитом временем туалете ещё свежие бинты с головы. С шеи и рук, изрезанных осколками лобового стекла, Кузьма запретил снимать бинты, чтобы лишней заразы на пыльных весенних улицах не подхватить. Не то спившийся, не то выживший из ума терапевт в далёком прошлом, он посоветовал мужчине прятать побитую голову под капюшон ветровки, а шею плотно замотать шарфом. Такой закамуфлированной тенью, отбрасываемой другим эксцентричным бродягой, он покинул муниципальную больницу, где, впрочем, никто и не заметил потери безродного бойца. Последнюю его наивную надежду на курс лечения по восстановлению памяти быстро развеял инсайдер в зелёном комбинезоне. Максимум, на что мог рассчитывать там среднестатистический бездомный, так это дрянная, но бесплатная кормёжка, «приличная» смерть в больничной палате, а не в сыром подвале, и скромное погребение за государственный счёт.
Кузьма, хоть и казался престарелым маразматиком, а соображал лучше многих молодых дауншифтеров. Ведь несчастная голова его подопечного кружилась не переставая, словно у страдающего кессонной болезнью, а истощённый организм требовал воды и сытной пищи. И потому, не признающий лёгких путей и публичности гид повёл через уличные тернии к своему излюбленному штабу - очаровательному двору‑колодцу в каменных джунглях Невского проспекта. Такой ухоженный вид этот стандартный двор приобрёл с появлением Кузьмы, который за ежедневные недурственные объедки из местного грузинского ресторана уже на протяжении десяти лет поддерживает его чистоту и порядок. С годами работящий бомж заслужил демисезонный комплект робы Жилкомсервиса с тем самым комбинезоном и ключи от цокольной подсобки, где старик обустроил лежбище.
- Вот как, милок, - обратился он к спутнику, осматривающемуся во дворе, где харчевня грузинской мафии, занимавшая первый этаж бывшего доходного дома, соседствовала с детской площадкой, - Хлеб свой не выпрашивать надо, как у тебя на острове кликуши всякие делают, а трудом своим добывать. Правда, меня давеча узбекские бездельники вытеснить пытались, долго старались, но мингрелы отстояли. Я ж и их задний дворик с машинами захватываю, зимой от снега чищу. У них, видишь, два двора - парадный и чёрный ход. С чёрного всегда высокие гости по ночам собираются. Ради их сиятельства даже ветеринарку нашу вышвырнули со двора. - Коля, присевший на лавку рядом с внештатным дворником, удивлённо округлил глаза, - Да, я тут жил когда‑то недалеко, в соседнем дворе был мой родовой дом. Страну разваливали, коммуналку уплотняли, а потом и вовсе в области всех расселили. А пенсия то совсем мизерную назначили и я тут у старых друзей в ветеринарке пристроился тогда неплохо. А как грузин здесь хозяйничать начал, так и это последнее пристанище моё пропало. Мол, клиенты думали, что еду для харчевни из собак и кошек стряпают, слыхал? А мне, старику бездомному, куда деться прикажите? Ни страны, ни семьи, все сгинули. Вот и остался здесь привидением. Правда, нынче я домовой. Зато, - Кузьма отпёр свою подсобку и впустил гостя в свои затхлые покои, - у самого фундамента, знать на мне всё держится. Стало быть, я кто?