Эти два поступка выделяют личную и писательскую честь Юрия Бондарева! Они отчасти спасают и общее, цеховое достоинство. Отчасти.
Конечно, не избежал и Бондарев искушения славой. Его властолюбие, ревнивое отношение к своему литературному имени бросались в глаза многим. Довелось однажды и мне столкнуться с этой его «хворью». Году, кажется, в 1987-м (я работал уже в «ЛГ») Бондарев позвонил члену редколлегии Светлане Селивановой. она остановила меня жестом — не уходи из кабинета — и вдруг, прикрыв ладонью трубку, шепнула: «Тебя кроет!» Я навострил уши и по репликам понял, что речь идет о последней публикации, в которой я, перечисляя крупных современных писателей, его имя не назвал. «Нетрезвый, по-моему, — шепчет Светлана. — Говорит, что последний русский в “ЛГ” скурвился, продался! Тебя имеет в виду!» Я вспомнил, что действительно пропустил его имя, конечно же случайно. Но смутила тогда серьезность его отношения к подобной чепухе. И еще — как он быстро и ловко подвел «идеологию» под мой ляп. Типа перекупили нашего паренька...
Посмеялись мы тогда с Селивановой над слабостью даже самых сильных мира сего, и, разумеется, я никогда больше вполне искренне не пропускал в «обоймах» имени Юрия Васильевича. Но изумление осталось, пусть и с юмористическим оттенком.
Где-то через год, в 1988-м, меня разыскала секретарь главного редактора «Литературной газеты». «Вас Бондарев к телефону!» — неспокойно сообщила она. Эта фраза сама по себе звучала как фанфары, будто из самых взбитых облаков высунулась рука и поманила пальцем. В писательской иерархии так тогда и было: Бондарев восседал на облацех. Я поспешил до трубки. Юрий Васильевич, однако, заговорил хорошо, мягко, по-отечески. Его предложение ко мне заключалось в том, чтобы я выступил на открытом секретариате СП РФ с анализом прозы и поэзии в еженедельнике «Литературная Россия» за весь 1987 год. Секретариат ожидался через месяц. Все, чем он ограничился в своем напутствии, — это: «говорите честно, как и обычно, нам нужен объективный анализ». Что скрывать, его слова и польстили, и обрадовали! Не кто-нибудь говорил — сам Бондарев! Я взял в газете отпуск за свой счет, приволок домой годовую подшивку «Литературной России» и... дезертировал из жизни до секретариата.
Кстати, за все время «бдения» никто ни разу так и не позвонил по поводу этого «бондаревского» заказа. Важное обстоятельство! Можно сказать, примета нового времени. Когда я отправился на Комсомольский проспект, д. 13, даже не знал, будут ли другие обозреватели, и вообще не представлял, как проходят подобные мероприятия, сколько человек в них участвуют. Подозревал, не меньше десяти. Но, войдя в актовый зал на втором этаже, ахнул: зал был битком! В одном только президиуме, во главе с Михалковым и Бондаревым, сидело не меньше десяти «живых классиков». В центре зала составлен — перпендикулярно президиуму — длиннющий стол для руководства «Литературной России», и его «обтекали» со всех сторон стулья и кресла для остальных участников обсуждения. Здесь первыми я разглядел знакомые лица «сорокалетних» во главе с А.Прохановым, С.Есиным, В.Личутиным, В.Крупиным, А.Афанасьевым, В.Мирневым, В.Гусевым и др. Тут же сверкали Звездами героя М.Алексеев, Е.Исаев, В.Карпов. Прохаживались Б.Можаев, Д.Жуков, В.Белов, В.Распутин, Ю.Кузнецов... И конечно, Михаил Колосов, тогдашний «именинник» обсуждаемого еженедельника. Когда подошел могутный, похожий на маленького богатыря Владимир Коробов, критик (между прочим, автор первой монографии о В.М. Шукшине), выяснилось, что про публицистику докладывать будет он, а про критику — Бондаренко. Короче, трио тезок.
Сергей Михалков открыл секретариат и — первым докладчиком неожиданно объявил меня. Получалось как бы автоматически, что тон всему разговору должен задавать начинающий. А я понятия не имел, чего тут от нас ожидают и каковы будут последствия для тех, кто напрягся сейчас за «редакционным» столом во главе с Михаилом Колосовым.