–Дождитесь матери, пусть благословит.
Пётр понравился Паше и Зое. Вскоре молодые расписались, и им выделили комнату в двухэтажном доме для молодожёнов на Октябрьской улице, но ещё раньше они привезли из Миасса двоюродную сестрёнку Шуру.
Из Большой Грязнухи ещё зимой приехал младший брат Николай с женой и маленькой Анютой. Узнав от зятя Николая Чемезова о предстоящем раскулачивании, он решил уехать вместе с Чемезовыми в Асбест, Два Николая во дворе Чемезовых нагружал лошадей, Федора Лаврентьевна спешно собирала вещи, когда увидела в окно подходящих с красными флагами к её дому людей. В страхе, что трёхлетнюю дочку заберут в сиротский дом, она, завернув её в тулуп, спрятала в сугроб за домом, молчать наказала, а то «бабай утащит». За углом следила за происходящим.
Вскоре из трубы показался дым, запахло блинами. Пришедшие, видимо, нашли муку и решили себя побаловать блинчиками. Дора с Аней на руках побежала по снегу к Чемезовым, а рано утром отправились в путь. Вслед им смотрел окнами с незакрытыми ставнями их дом, который так и остался одиноко разрушаться на семи ветрах, и они лишь взглядами простились с ним, побоялись зайти взять собранные в узлы вещи. Да сколько таких одиноких домов грустило в ту пору на Урале по своим хозяевам!
Николай вскоре умер, оставив Федору беременной третьим ребёнком. Мыкалась по квартирам былая красавица, без устали работая и дома, и на тяжелой работе, чтобы вырастить детей, дать им образование. Сваты Михаил и Мария вскоре умерли. Родственники только состраданием и небольшой помощью помочь могли.
Побежали годы, наполняя жизнь разнообразием семейных событий. С интересом училась в школе Зоя, постоянно рассказывая дома о любимой учительнице Наталье Прокопьевне, Шура грызла гранит науки в той же школе, решив поступить в горный техникум. А у Натальи и Петра Нехорошковых разницей в четыре года родились дочки. Старшую назвали Лизой, именем сводной сестры, младшую Валей. Павла нянчилась с внучками, заботилась о младшей дочери и племяннице, помогала им выполнять математику, которую хорошо знала.
Приехала, Закончив в Новосибирске училище, Лиза, устроилась работать учительницей в школе и вскоре вышла замуж за офицера. Молодая семья получила однокомнатную квартиру на втором этаже двухэтажного дома на улице Садовой. В праздники, в свободные от работы выходные в маленьком домике Горного посёлка собиралась вся разросшаяся семья. Летом помогали в саду и огороде, а по окончании работы выносили в сад стол, одаривали детей подарками, Пётр играл на гитаре, пели, играли в шашки, домино, карты. Лиза нянчилась с племянницами (своих детей пока не было), Павла хлопотала на кухне, стряпала пироги, пельмени, которые все с аппетитом поглощали. Заглядывали и соседи, всем места хватало в гостеприимном маленьком доме.
Семья росла, и Якову пришлось хозяйство расширить: построил сарай, сеновал. Разросся сад, появился цветник. Корова, коза, куры. Зять Пётр начал дом строить на Больничном городке. Конечно, не такой большой и красивый, как дом родственника Николая Чемезова, в семье которого было уже двое сыновей и дочь, но он не перестал руки распускать, любил выпить лишнего, а потом бил жену Надежду, раз даже руку сломал. Сочувствовали ей все, а заступался лишь Яков. От этого пострадал и сам, и семья.
После очередной семейной разборки Николай написал донос на своего родственника, что тот был в армии белых, всегда был против советской власти и как-то в состоянии подпития плохо говорил о Сталине, читал стихотворение какого-то еврея, рукой Якова переписанное, лист случайно, уходя домой, не забрал. К заявлению Чемезов приложил лист. Назвал лиц, кто присутствовал при этом. Доносчик, вызвав ненависть всей семьи и последующий инфаркт матери Якова, и сам впоследствии был не рад доносу, но материал был уже в деле и улика – эпиграмма на Сталина, написанная Осипом Мандельштамом в 1933 году и переписанная рукой Якова.
Мы живём, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлёвского горца.
Его толстые пальцы, как черви, жирны.
И слова, как пудовые гири, верны,
Тараканьи смеются глазища,
И сияют его голенища.
А вокруг его сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет.
Как подкову, дарит за указом указ-
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
Что ни казнь у него – то малина
И широкая грудь осетина.
Не дождалась Павла мужа с работы 8 августа 1937 года. Яков Михайлович был арестован сотрудниками Асбестовского отделения НКВД по Свердловской области по обвинению в участии в контрреволюционной террористической группировке и проведению контрреволюционной пропаганды ( ст.58 п.10 11 УК РСФСР)