–Земли много и для сада, и для огорода, и цветник будет, как ты любишь, но земля неплодородная, камень и песок. Картошку, пока летом дом строил, посадил, выросла, в подполье уж её сложил, сейчас сварим,– порадовал жену Яков.
– Хоть и не то, что было, но жить можно. А вот с землёй работы много, – ответила Павла.– Надо привезти к весне торфа и чернозёма.
–Дровами в воскресенье займусь, к весне сарай во дворе соорудим и заживём лучше прежнего. Наталья скоро с работы придёт. По сменам работает, завтра в ночь; отведёт Зою в школу, документы приготовь. А мне на работу завтра. Яков устроился ещё зимой в городскую парикмахерскую и отпросился, чтобы привезти семью.
– А что это гремит так, выстрелы?– спросила Паша.
–Взрывы в карьере каждый день в это время. Он недалеко отсюда. Как-нибудь свожу вас, и железная дорога в двух километрах. Можно до Баженова доехать, а там путь открыт: обживёмся и к брату твоему Степану в Миасс съездим повидаться и Шуру заберём к себе.
Павла стала разбирать вещи, думая о полученном от брата письме, пришедшем перед раскулачиванием. Степан с детства мечтал о море и после окончания морского училища в должности помощника капитана повидал разные города и страны. Ещё до революции привёз в жёны себе молодую африканку Адед, что означало кузнечик. Её крестили, дали имя Ада. Степан, удовлетворив своё морское любопытство, после революции решил заняться сухопутной специальностью. Семья поселилась в Миассе, где Степан устроился работать на приисках треста "Уралзолото".
Вскоре купил большой дом с садом и огородом. Трудно пришлось первое время чернокожей Аде. Мальчишки со всех ближайших улиц бегали смотреть на неё, кидали вслед камни, но «кузнечик» даже в интересном положении могла мигом нагнать обидчика или, как кошка, забраться на дерево, запустить в хулигана гнилым яблоком или старой обувью, но в отличие от кошки ловко и слезть с этого дерева. Так, без лестницы, с деревьев она груши и яблоки осенью собирала, и они долго оставались свежими. Местные жители взяли иноземку под свою защиту, и хулиганы с уважением смотрели, как она легко, без всякого напряжения носит на голове корзину с бельём после стирки на реке или продукты с рынка.
Вскоре Адед обрусела, забавно разговаривала на русском языке, поэтому и дети её ( четверо мальчишек и дочка) так же говорили. Кормила их грудью лет до пяти, а то и больше. Они и по внешности были привлекательными. На улице мелькали вместе с русыми головками кудрявые и чёрные. И глаза иногда у мулатов были серые, как у Степана. Летом она выходила на улицу, садилась на скамейку у дома и кормила грудью уже давно не грудного возраста детей, и в этом вопросе не слушала никого.
– Так надо. Силы пусть от меня возьмёт,– отвечала косноязычно на упрёки.
Аду обучала хозяйству и жизни вся улица, и довольно успешно. Она оказалась послушной, трудолюбивой и сообразительной. Вскоре вместе с соседками и за грибами ходила, и огурцы солила, и картофель окучивала. А по праздникам пела песни на своём языке, отбивая ритм на кастрюлях, прикрыв глаза, танцевала нездешние, странные танцы – обереги дома, и Степан с детьми крышками от кастрюль отбивали ритм.
Недолгой жизнь её оказалась, умерла от воспаления лёгких в тридцатом, когда младшей сероглазой русой Шурочке было шесть лет. Старшие дети уже подросли, на себя взяли хозяйство, а вот младшей материнская забота была нужна. Павла чувствовала это между строк полученного письма брата с сообщением о смерти Ады.
Поговорила с мужем о необходимости помочь Степану, а тут раскулачивание и переезд. Решили вначале обустроиться на новом месте.
Вечером с работы пришла Наталья. Долго разговаривали о своих планах, Наталья рассказала, что дружит с Петром Нехорошковым, рабочим фабрики. Пришёл как-то на здравпункт и с тех пор постоянно провожал Наташу, часто приглашал смотреть кинофильмы в местном клубе, и на танцы не раз ходили. Недавно сделал ей предложение, но Яков сказал: