Номер девять-ноль-четыре-пять с удивлением смотрела на «нашего» по имени Гриша, который очень ласково ее сейчас кормил. Медленно, спокойно, рассказывая о том, что закончится война и будет много хлеба с маслом и сахаром. Девочка слушала его, слыша в голосе мальчика абсолютную уверенность в своих словах. Она послушно открывала рот, сглатывая неожиданно вкусную баланду, чувствуя тепло где-то внутри себя.
— Я выяснил, мы находимся на острове, — произнес товарищ сержант. — Наших тут нет, мы в тылу врага. Судя по всему — в глубоком тылу, поэтому тебя надо откормить хоть как, нам долго идти.
— Не знаю, смогу ли идти, — прошептала номер девять-ноль-четыре-пять, испугавшаяся того, что ее бросят.
— Ничего, я сильный, — усмехнулся мальчик. — Донесу.
— А куда, раз мы на острове? — проявила девочка признаки заинтересованности.
— Раз в сутки, если фашист не соврал, а это сильно вряд ли, — Гришина улыбка напоминала оскал. — С острова уходит корабль, нам нужно будет там оказаться.
— Ро-ди-те-ли… — припомнила номер девять-ноль-четыре-пять. — У меня есть родители… Они помогут!
— Ты из Британии, получается? — поинтересовался воспитанник санбата. — Ну это ничего, я тоже. Только моих всех убили, ты уверена, что твоих нет?
— Нет… — понурилась девочка. — Но мы же может проверить?
— Проверим, — кивнул сержант, понимая, тем не менее, что это будет сложно, но, не привыкший планировать надолго, он пока решал первую задачу — корабль.
Хорошо покушавшая девочка почувствовала дрему, испугавшись ее. Умирать сейчас не хотелось просто до визга. А еще было страшно проснуться в лагере, но сержант положил ее голову себе на колени и гладил, успокаивая, пока Машенька не уснула. Она была похожа на узников лагерей — бледная, почти недвижимая, уставшая, поэтому Гриша считал своим долгом защитить измученную девочку от кого угодно.
А пока она спала, мальчик нашел в мешке початую упаковку патронов, начав набивать магазин своего ППС. Их было всего два, поэтому расходовать стоило с умом. Мальчик зло ощерился — теперь он мог отправить под землю много фашистов. Девочка была совсем легонькой — может тридцать кило, а, может, и еще меньше, поэтому ее можно было на лямки и тащить. Сама она вряд ли могла ходить. Остро не хватало госпиталя.
Мысли о том, что сам может погибнуть, Гришка не допускал, он к этому за три года войны привык, поэтому настраивался на свою цель. Запланировав себе к вечеру сменить повязки у Машеньки, мальчик оперся на дерево, прикрывая глаза, чтобы дать им отдохнуть. Кроме того, уши так работали лучше, ловя малейшие шорохи. «Вот ты и стал партизаном, Гришка», — хмыкнул товарищ сержант, вспоминая речь товарища комиссара. «Красная армия там, где есть хоть один ее боец», — говорил седой мужчина, даря понимание того, почему даже в окружении, они все равно армия. Сколько долгих месяцев прошло…
Покормив проснувшуюся Машу, помнивший о том, что кормить надо часто, но понемногу, Гришка перекусил и сам, лишь потом подняв девочку себе на спину на специальных лямках. При этом ноги девочки, получается, волочились по земле, но с этим-то точно ничего сделать было нельзя. Маша почти ни на что не реагировала, только иногда начинала тихо плакать. А Гриша ей вполголоса рассказывал о Ленинграде. Повторяя рассказы Верки, мальчик говорил о городе, не сдававшемся в кольце врагов и столько было в его голосе гордости, что и девочка чувствовала себя в тепле.
Гришка двигался по лесу, пользуясь компасом, чтобы не сбиться с пути. Где находится причал, фриц напоследок тоже… рассказал, поэтому товарищ сержант точно знал, куда надо идти, а номер девять-ноль-четыре-пять ощущала себя в безопасности. Пусть даже она была уверена, что это ненадолго, но лежа на сильной спине спасшего ее рыцаря, девочка позволила себе помечтать.
Образ родителей за прошедшие месяцы в памяти номера девять-ноль-четыре-пять почти смылся, но что-то в ней еще оставалось. Хотя девочка допускала, что родители могут предать, но теперь она была уверена, что больше живой этим не достанется. Повторять пройденное она совсем не хотела, а что с ней сделают эти, когда поймают, номер девять-ноль-четыре-пять представляла себе отлично.
Но они шли по лесу и ничего не происходило, отчего девочка расслабилась. Вот Гришке расслабляться было нельзя — вокруг был враг. Но юный сержант не забывал разговаривать с Машей, давая ей время от времени кусочек хлеба, очень маленький, но девочке он был очень нужен, даря уверенность в себе и в мире, ведь пока был хлеб, она чувствовала себя живой. Гриша радовался, что только вчера получил паек — теперь хлеба было много.