— Ничего, — погладила Верочку Маша. — Скоро мы будем ходить в садик, где много хороших девочек и мальчиков.
— А что они там делают? — поинтересовалась малышка.
— Кушают, играют, учатся, — перечислила улыбающаяся девушка.
— Не лагерь, — констатировала Вера, согласившись.
Хотя поначалу и было сложно, но постепенно стало полегче. Вера обживалась, привыкая к тому, что вокруг нет лагеря, нет страшных этих, а только хорошие, добрые люди. И, конечно же, мама.
Эпилог
В какой-то момент все дети начинали просить — посмотреть. И ездили экскурсии в не такие уж далекие места, чтобы показать — нет этого уже! Нет ни лагеря, ни бараков, ни страшных этих, а только память человеческая. Памятники, цветы, игрушки… В эти экскурсии они ехали со своими лагерными мамами и папами, хотя родители обязательно были с ними. Чтобы увидеть самим, чтобы разделить память со своими детьми, чтобы такого никогда не повторялось.
— Завтра едем, — Яков Петрович собрал восьмерых учеников, чтобы рассказать им об экскурсии. Настала и их очередь, потому что все чаще бывшие малыши заглядывали в глаза родителям.
— Врачи тоже? — деловито поинтересовался Гриша.
— А как же, — хмыкнул их классный наставник. — Не на тебя же все вешать.
— Тогда ладно, — успокоился юноша, высматривая уже несшуюся к ним Верочку.
Автобус набился доверху притихшей, жмущейся к своим мамам и папам ребятней. К тем, кто спасал, защищал, кормил и подставлялся под удары вместо них. Пусть невозможно было спасти малышей от этих, но эти, уже почти взрослые люди сделали когда-то все, что могли. Уже почти выпускники, привыкшие к своей ответственности, зорко осматривали «малышей», поглаживая, успокаивая, прижимая к себе… Они ехали туда, где когда-то было очень страшно, чтобы увидеть, что этого нет.
Автобусы в сопровождении Госавтоинспекции ехали по удобным шоссе, чтобы спустя несколько часов начать останавливаться. Надо сказать, что люди в этих местах уже привыкли к время от времени приезжающим детям. Очень серьезным, часто плачущим, молчаливым. Многие считали, что здесь похоронены родственники и дети приезжают навестить, что было, по их мнению, правильным. Только немногие знали, хотя факт возвращения и не скрывался.
Красный Берег… Вроде бы, обычная деревня, но вот совсем недалеко от нее раскинулся мемориал. Каменные парты, за которые никогда не сядут дети, блоки, статуи, цветы, много цветов и игрушек от тех, кто помнит. Кто показывает людям — «смотрите, здесь страшные звери выкачивали кровь из детей». Буквально плачущие статуи и… дети.
— А здесь я их нашел, — тихо проговорил юноша. Маша обняла его, зная, как это тяжело. Ей и «малышкам», уже переставшим быть такими, это еще предстояло — их лагерь был дальше. — Тогда я понял, что этим нет места на земле и я просто обязан убить их всех.
Мемориал был полон детьми — девочками. Девочками с первой группой крови, для которых это место стало приговором и последним пристанищем. Многие плакали, давая работу врачам, отпаивавшим взрослых, наслушавшихся своих детей. А дети… они Улыбались, потому что увидели. Нет бараков. Нет этих. Люди помнят! Помнят о них! И дети улыбались, отпуская свое прошлое, свой затаенный страх.
После первого мемориала, взрослые и дети набились обратно в автобусы, двинувшиеся дальше. Эта остановка была первой, но далеко не последней. Четырнадцать. Четырнадцать таких остановок было. Четырнадцать страшных мест.
Гриша ходил и рассказывал о том, какими они находили малышей и более взрослых, каково это было — видеть, что сотворили с малышами эти. О телах рассказывал, о ямах, заполненных телами, о сожженных… Взрослые, пришедшие сюда вместе с детьми слушали того, кто совсем недавно видел это все своими глазами.
— Они помнят… — глядя на памятники, произнесла какая-то девочка. — Ты видишь? Нас не забыли!
— Они помнят, маленькая, — погладил ее Гриша.
— И мы не забудем, — прижалась к нему Маша, контролируя рукой необычайно тихую Верочку.
— Никто не забудет, — произнес Яков Петрович. — Никто и никогда.
Ну а потом был он… Тот самый лагерь. Самый страшный для Маши, Вари, Аленки, Верочки и сотни других детей, цеплявшихся сейчас за лагерных мам и пап. Автобус подвез их к серой стене, на которой было написано «За этими воротами стонет земля». Высыпавшие из автобусов дети жались к ребятам постарше, вспоминая прожитый здесь ужас.
Маша начала говорить. Негромким голосом она рассказывала, как рассказывали десятки голосов вокруг. Огромные фигуры мемориала… Большой куб с надписями на том месте, где стояла виселица… Плиты с тысячами имен… И тысячами цветов… Боль, боль, боль… Эта земля действительно стонала от боли, что почти физически ощущалось родителями вернувшихся. Вера вдруг огляделась, прошла чуть дальше и встала точно на месте, где когда-то был детский барак.