Андрей прислонился к стене. Девушки прошмыгнули в свою комнату, откуда тотчас же раздался многоголосый крик восторга.
Из другой комнаты, расположенной ближе к выходным дверям, доносился стрекот швейной машины. Там жила белошвейка Марья Федоровна, которая до войны шила ему и Михаилу рубашки.
Все в этом коридоре знакомо. Вот деревянный сундук — не раз, сидя на нем, они с Михаилом шепотом обсуждали свои сердечные дела. И вот здесь, у дверей, на гвоздях, висит обернутый в газету велосипед Михаила. Накануне мобилизации Андрей помогал Михаилу смазывать втулку заднего колеса.
На пороге он в последний раз оглянулся. Дверь комнаты Елизаветы Никитичны была чуть приоткрыта… Вот если бы вернуться назад!…
Андрей вышел на площадку лестницы. Замолкли звуки музыки, притих стрекот швейной машины. И вдруг, когда он уже спустился на нижнюю площадку, наверху хлопнула дверь, и он скорее угадал, чем услышал, слабый оклик:
— Андрей!..
Перепрыгивая через две, через три ступеньки, он взбежал наверх и, спустя несколько мгновений, держал в объятьях ее, маленькую, легкую, как перышко. Положив голову ему на грудь, Елизавета Никитична плакала, содрогаясь от глухих рыданий.
— Успокойтесь!.. Успокойтесь!.. — говорил Андрей, чувствуя, что его руки, которыми он обнимал ее, мокры от слез.
— Андрюшенька… Андрюшенька, — повторяла она.
Немного успокоившись, она повела его обратно в комнату и здесь, усадив рядом с собой на диван, смотрела на него и плакала.
— Сколько я пережила за это время, — сказала она, беря его за руку, — сколько бессонных ночей провела, думая о нем, о вас обоих…
Андрей целовал ее мокрую от слез щеку.
— Как я вам благодарен… Как я вам благодарен, что вы поняли…
— Ну, расскажи мне, расскажи все сначала, — потребовала она.
И Андрей рассказывал о первых боях, о том, как их батальон сутками лежал в болотах, как выли над ними мины и как отважно вел себя Михаил в минуту опасности. Она слушала не перебивая, и лишь все сильней и сильней сжимала его руку.
Они долго сидели так рядом. Потом Елизавета Никитична встала.
— Ну, Андрей, проводи меня. Мне надо в больницу.
Он помог ей надеть шинель и, осторожно ведя ее под локоть, спустился по лестнице. На улице в большой меховой шапке и в шинели она выглядела подтянутой, энергичной — майор медицинской службы!..
— Ты приходи ко мне чаще, — говорила она, — ведь у меня ближе тебя никого нет.
— Обязательно, обязательно, — горячо ответил он. — Теперь я часто буду приходить к вам.
Трамвай был почти пуст. Елизавета Никитична вошла на заднюю площадку последнего вагона и махнула Андрею рукой.
Вагон, звякнув, тронулся и, быстро набирая скорость, помчался к Пушкинской площади.
Андрей стоял и смотрел ему вслед.
1958 г.
ПОСЛЕДНИЙ САЛЮТ
Директор завода Иван Иванович Мотылев смотрел на заводской двор из окна своего кабинета, если только можно было назвать кабинетом небольшую каморку в одноэтажном деревянном доме, построенном между развалинами литейного цеха и железнодорожной веткой, по которой сейчас медленно катились платформы, груженные кирпичом, мешками с цементом и железными конструкциями.
Круглое, обрюзгшее от бессонных ночей и постоянных забот лицо Мотылев а казалось мрачным, замкнутым. Он напряженно думал, пристально вглядываясь в глубину заводского двора.
Завод еще лежал в развалинах. Повсюду громоздились разбитые снарядами стены и рухнувшие перекрытия. В талом весеннем снегу чернели остовы станков — это напоминало те напряженные ночи, когда все здесь содрогалось от взрывов, но полк Мотылева держался и не отступал.
Директор глядел на пепелище, прикидывая, как лучше проложить новые дороги к площадкам, на которых будут возведены новые цехи. Но как он ни прикидывал, как ни проводил мысленно дороги в разных направлениях, все выходило так, что невозможно обойти низкую башню, напоминающую неправильный шестигранник с узкими щелями, расположенными почти над самой землей. Это был дот, который в одну ночь построил его друг Приходько, командир саперной роты. Дот отбил все атаки немцев и отстоял завод. А Приходько погиб при обвале здания, и тело его не было найдено.
Мотылеву очень хотелось проложить дорогу таким образом, чтобы дот остался нетронутым, как памятник саперу Приходько. Но дот стоял в центре заводского двора, на перекрестке путей — правильное место выбрал ему Приходько, и Мотылеву никак не удавалось найти нужное решение.