– Ваш режиссер – Эйзенштейн номер два, но дезорганизатор – номер один!..
Но мы не сдавались, делали свое дело. Тем не менее, наши «помощнички» своего не упускали: в одном месте первый уходил «на халяву», в другом – второй. Нам было интересно, как так они ухитрялись: по два раза завтракать, по нескольку раз обедать? И неоднократно – ужинать? Оказывается, и у немцев существуют «халявщики»!
И потом, неужели не было согласованности? Везде после посещения советских гостей все остается! Кто же это так сорит деньгами? Может, для того, чтобы после нас самим «погужеваться»? Как у нас, в СССР: посидели с делегацией какой полчасика… выпроводили. И сами потом за этим столом – до первых троллейбусов с песней: «Как бы мне, рябине, к дубу перебраться…»
Помимо всего прочего повезли нас на Пушкин-плац, площадь Пушкина по-немецки. Но это не площадь, а кладбище погибших после Дня Победы! Кладбище ухоженное; у каждого захоронения цветы, гранитные столбики и надписи: родился в 1925-м, погиб 10 мая 1945 года; 11-го, 14-го, 23-го… И годы рождения – 26-й, 25-й, 24-й.
Кто-то похоронен в начале июня. Сколько же их полегло после Победы! На одной могиле надпись: Ширяев А. А., родился в 1926 году, похоронен 11 мая 1945 г.
Ширяев А. – Алексей?! Друг мой!.. Мы с ним вместе работали на военном заводе. С нами был еще Чубуков Миша или Михал Михалыч, как его называли иногда.
Но Ширяев?! Неужели мне довелось побывать на могиле друга? Весь день у меня в голове звучала песня «Темная ночь». Он так любил эту песню! И пел ее всегда, всюду, только бы свободная минутка выпала…
Темная ночь, только пули свистят по степи,
Только ветер гудит в проводах, тускло звезды мерцают…
А пел он лучше, чем Бернес! Бернес «исполнял»! Исполнял известную песню. Как все. За песней не было человека… А когда пел Алексей – это была его песня. Он пел так, будто пела его чистая звонкая душа, будто сейчас, именно в это мгновение рождаются эта незамысловатая мелодия, эти рвущиеся из сердца слова:
Верю в тебя, дорогую подругу мою,
Эта вера от пули меня темной ночью хранила…
За песней был человек, Алексей – не сильный, трогательный и незащищенный. Совсем как фарфоровая ваза – хрупкий. Светлые невинные глаза потрясали глубиной, оберегали его. Когда его не понимали, Лешкины руки беспокойно принимались хватать пуговицы на груди, он в порыве вцеплялся в вашу руку:
– Что ты?! Не так это было!..
Боже мой! Как он пел «Темную ночь»! Наверно, и, погибая, он пел эту песню. Умирал – а песня была на его губах. Он пел «песню эпохи», не осознавая, что невольно изливал трепетную душу народа. И стал его частицей! Это в свои шестнадцать лет…
Я стоял перед могилой и не мог сдержать слез. Перед глазами был завод. Цех. Лешка сидит на верстаке; за спиной, на пирамиде, дюжина его автоматов, готовых к сдаче в ОТК. А он сидит, свесив ноги, и поет «Темную ночь»…
У него всегда была испачкана переносица.
– Леш, у тебя нос в смазке!..
Он потрет нос указательным пальцем и еще больше вымажется – руки-то рабочие! Но Лешка ничего не замечает: песня, захватив его целиком, ведет, не отпускает…
Как я люблю глубину твоих ласковых глаз,
Как я хочу к ним прижаться сейчас гу-ба-ми-и!..
Верю в тебя, дорогую подругу мою…
…И поэтому, знаю, со мной ничего не случится…
Эх, Лешка, и это твое последнее пристанище? Друг мой, как же судьба оторвала тебя от Родины? За что?.. Пусть земля здешняя пухом тебе будет. Гляди, сколько ребят нашего возраста здесь с тобой! Не забыть нам вас, Лешка, милый!
Я рассказал все переводчику. Он на немецком переговорил с «помощниками» и исчез. Скоро появился с бутылкой вина и бумажными стаканчиками. В память о моем друге и за всех, кто здесь не забыт, выпили молча.
– Светлая память тебе, Леша!..
В Москве, по приезде, пошел я на завод, в кадры. Хотел разузнать что-либо: ведь меня в сорок четвертом выдернули с завода – за анекдот! Но об этом позже…
Никто ничего не знает. Прошло около сорока лет, на заводе из знакомых – никого. За эти годы одни ушли из жизни, другие уволились. Кого искать? Где?..
Возвращаюсь к воротам, – женщина седая:
– Володь?! Это ты в кадрах ребят спрашивал?..
– Я!.. А-а?..
– А меня ты не узнаешь? Конечно, где там узнать, столько лет прошло! Мне сейчас позвонили, говорят: Зин, какой-то Мамин про ребят военных лет спрашивает. Я сразу про тебя подумала, Володь…
– Постойте! Вы… Зина Зинченко – ты-ы?!
– Да! Неужели узнал?
– Когда назвалась Зиной… Ты же одна Зина была – на весь цех!
Зинченко во время войны раздавала нам мелкие детали для сборки автоматов, была вроде кладовщицы. Выяснилось, что сейчас она продолжает работать на заводе главным бухгалтером.