Н. ЛУНАЧАРСКАЯ-РОЗЕНЕЛЬ
ПАМЯТЬ СЕРДЦА
Воспоминания
От автора
Главы моих воспоминаний посвящены отдельным лицам, деятелям искусства: драматургам, актерам, режиссерам, художникам. Только глава «Великий немой» рассказывает об определенном периоде: о дореволюционном «синематографе» и немом кино 20-х годов.
Воспоминания эти — не биографии, не монографии, тем более — не критические статьи. Это только мои личные наблюдения и впечатления, отдельные штрихи, характеристики людей, встречавшихся на моем пути, и зарисовки событий, участницей или свидетельницей которых я была.
Во всех без исключения главах отображается личность моего мужа, Анатолия Васильевича Луначарского, с которым на протяжении последних двенадцати лет его жизни я делила радости и горести. В его обществе я воспринимала впечатления от окружающего мира, встречалась с незаурядными творческими людьми, тянувшимися к энциклопедически образованному, мудрому, обаятельному и человечному Анатолию Васильевичу.
Во время работы над этими воспоминаниями я почти не пользовалась источниками. Главным источником была моя память, главным критерием — то хорошее, что осталось в сердце от этого, теперь уже далекого прошлого.
Поэтому я и называю свою книгу — «Память сердца».
Луначарский-читатель
В биографических очерках об Анатолии Васильевиче Луначарском, в рассказах о нем современников прежде всего упоминается его эрудиция, его колоссальная начитанность.
В этой небольшой главе мне и хочется поделиться воспоминаниями, непосредственными впечатлениями о Луначарском-читателе.
Чтение было для Анатолия Васильевича такой же необходимой частью его существования, как дыхание, как биение сердца. Чтение было для него и работой и отдыхом.
Еще в раннем детстве Анатолий Васильевич полюбил книгу. Возможно даже, что это целиком захватившее его увлечение не только способствовало приобретению разносторонних знаний, развитию художественного вкуса, памяти, фантазии, но и невольно ограничивало его в спорте, в детских играх, приводило к постоянному утомлению зрения. Уже с первых классов гимназии он страдал сильной близорукостью.
Мать Луначарского, Александра Яковлевна, женщина образованная, но властная и взбалмошная, в «мальчике в очках» видела что-то недопустимое, «нигилистическое». Когда Анатолий жаловался ей на плохое зрение, она только сердилась на него за «глупые выдумки». Лет до тринадцати из-за упрямства матери он лишен был возможности следить в классе за тем, что писали на доске, рассматривать географические карты и атласы, наблюдать за физическими опытами, даже участвовать в развлечениях и играх своих одноклассников. Но благодаря блестящим способностям и замечательной памяти учился он хорошо. Однако учеба в гимназии не увлекала его, и все свое свободное время он отдавал чтению.
В тринадцать лет он добился наконец у матери разрешения надеть очки, и, как он вспоминал впоследствии, в его жизни произошла резкая перемена: появились краски, все кругом ожило, похорошело… Он впервые почувствовал по-настоящему прелесть красавца Киева, своего родного города, он полюбил прогулки с товарищами в Дарнице, Святошине, катанье на лодках по Днепру и «Старику» — так называется старое, живописное русло Днепра; он сблизился со сверстниками и… еще больше полюбил чтение.
Мне рассказывал мой старший брат, учившийся в киевской гимназии одновременно с Анатолием Васильевичем, на два-три класса моложе его, как одноклассники, приглашая на маевку на Днепре, уговаривали: «Смотри, обязательно приходи. Будет сам Толя Луначарский». И семнадцатилетний Толя Луначарский, взобравшись на развесистую иву, произносил зажигательную речь, полную юношеского огня, темперамента, глубокого содержания. В этой пламенной речи сплетались имена социологов, философов, убедительные цитаты и собственная молодая, пытливая мысль.
Чтение привело Луначарского к марксизму, к революции, чтение дало возможность ему, почти подростку, сделаться агитатором в одном из пролетарских районов Киева — Борщаговке. То, что он узнавал из книг, он умел просто и увлекательно рассказывать в рабочих кружках.
Так еще в юношеском возрасте складывалась личность Луначарского — эрудита, оратора.
Многие пишущие об Анатолии Васильевиче, на мой взгляд, слишком усердно подчеркивают легкость, с которой ему давались публичные выступления, лекции, диспуты, доклады. Часто пишут о том, что он выступал без подготовки, экспромтом.