Выбрать главу

Его мать скончалась в тот же момент, когда он ступил за порог унылого домика. Поверженный горем он плёлся по улицам, сжимая в руках драгоценный мешочек с лекарствами, его рассудок, хоть и детский, был затуманен, а в душе происходили смятения и раздоры, от которых покачнуться даже взрослые. Не заметно для себя, мальчик предстал перед нищим, тем самым, у чьих ног лежала золотая монета. Сердце ребёнка взорвалось горем,- ибо он намеревался помочь этому умирающему человеку,- но и тот отправился к праотцам. Бредовое состояние привело ребёнка к аптекарю, на удивление продавец лекарствами оказался не плохим человеком, и, не ведая жадности, он вернул монету мальчику в обмен на купленные ранее лекарства. Не знаю, что побудило аптекаря на этот шаг, но возможно, что и он сам некогда пребывал в подобном состоянии. И вот сейчас…

Мальчик стоял на мосту, его руки держали упущенный шанс, шанс омытый детскими слезами. Под мостом бродили люди, пожалуй, бесцельно и безучастно к этой жизни, а над головой,- пустующие небо, даже облака покинули этой край. И что же, произошло далее?

- Дзынь!- звякнула золотая монета, упав откуда-то сверху, покатившись по улицам умирающего города, города чья душа всё ещё надеется… возможно… может-быть…

Конец

Октябрь 2011

Имена, что на Тисовом Древе

Во бескрайней долине, под сению Тиса,

Старичок обветшалый живёт.

Ростом он невелик, где-то с зёрнышко риса,

Да душой неустанно поёт.

В его серых глазах отражались века,

В седине,- прах угасших сердец.

Млечный путь, серебристая ночи река,

Разделяла с ним тяжкий венец.

Старец рано вставал, и умывшись росой,

Часто в трауре он пребывал.

На просторах его пробил час роковой,

Снова Молох свой след оставлял.

И погибших не счесть, здесь и молод, и стар,

Песнь утраты царила в долине.

Старичок применял свой единственный дар,

Что бы память не сгасла в пучине.

Имена всех ушедших, старик вырезал,

На стволе, да у Тисова Древа.

Его дух говорил,- Отдохни, ты устал,

Ну а старец,- Не сытится чрево.

Но однажды, увы, он склонился ко сну,

На ветвях предаваясь забвенью.

Ну а люди пришли как-то раз по утру,

Онемев, увидав провиденье.

Мелким шрифтом исписано Древо ветвей,

Каждый срез, каждый слог в явь видны.

Ну а люд, содрогнувшись находкою сей,

Сжёг то Древо под взором Луны.

Много лет с той поры миновало и вот,

На ростке что взошёл над золою.

Виден древней изящности имени слог,

Освящённый печальной Луною.

Во бескрайней долине, под сению Тиса,

Старичок обветшалый живёт…

Октябрь 2011

Молох,- всепоглощающая сила требующая человеческих жертв.

В преддверьях Рождества

«Даже если царствует вьюга,
Даже если старость глубока,
Есть то, что не старица…»
1

Мягкое сияние огарка свечи наполняло древесную избушку, некой таинственностью и теплотой, вопреки разыгравшейся снежной вьюги. Избушка издревне стояла у опушки леса, и зимой добраться до ближайших деревень было просто не возможно.

То было преддверие Рождества…

- Бабушка! Бабушка!- восторженно напела девочка лет десяти, подбегая к креслу-качалке, на котором слегка покачивалась уснувшая старушка. Её морщинистое лицо украшала улыбка, видимо навеянная приятными сновидениями. Пожилая дама, тяжело вздохнув, открыла серые глаза, и, поправив потёртый клетчатый плед, спросила тихим и сухим голосом,- Что стряслось милая?- так называла она внучку Лию, точнее правнучку, единственное счастье, что осталось у неё в этой жизни.

- Бабушка! Бабушка!- напевала Лия, пытаясь поднять старушку за руку. Девочка приоделась в бирюзовое платьице, поправив тёмные длинные волосы небесным ободком, она всегда так одевалась, когда происходило что-то загадочное. Или же загадочное происходило в тот самый момент, когда девочка надевала свой лучший наряд, готовая встретить всё таинственное и не обычное? Кто знает, кто знает… - Бабушка! Бабушка Ерания! Сказка оживает!- воодушевлённо продолжала Лия, намериваясь приоткрыть бабушке двери в волшебство.

Ерания улыбнулась…

2

В былые годы, когда она была прекрасной и юной, она любила сочинять истории о волшебстве, свято веря в то, что однажды ей дозволится увидеть его своими глазами.  В те годы Ерания проживала в небольшой деревеньки, всегда окутанная загадочностью и светлым нравом. Но, увы, её всегда преследовали беды, отражаемые на людях. Беды были незначительны, и не представляли опасности для жизни, просто мелкие не удачи и казусы. Но жители… Люди всегда преувеличивают домыслы, и как водится Ерания покинула деревню, перебравшись в пустующую избушку, на опушке леса, став нареченной сестрой Прорухи. Почему? Всё просто…

Кто и когда построил избушку, никто не мог сказать наверняка, ибо в момент строительства деревни она уже существовала. И всякого кто пытался посетить её,- постигало горе, и всякого кто пытался уничтожить её,- ожидало ненастье, но никого и никогда не заключало в объятия небытие. Люди сказали,- Здесь жила Проруха,- сказали и покинули это место, оставив в покое уединённую окраину. Слухи о том, что Ерания обжилась в избушке, быстро распространились, так и стала она наречённой сестрой Прорухи. Но, не смотря на это, она не пала духом… и однажды… в преддверьях Рождества… в её дверь постучали…

Это был молодой человек…

Заблудившись в лесу, он набрёл на эту избушку,- как раз была метель. Вьятт, так его звали, был высок, широк в плечах, красив, его голубые глаза были ярки и не затуманены, и к тому же он был военным, и видимо возвращался домой, отслужив не один год, ибо не один год скитался он по свету. Но на утро, он не покинул избушку…

Так шли годы…

3

Прожили Ерания и Вьятт долгие годы, но Бог не дал им детей, и уже в старости он покинул её, ту, что доверила ему самое ценное что было,- жизнь. И случилось это,- преддверьях Рождества. Горе настолько сломило женщину, что она была готова наложить на себя руки, никто не желает встречать старость в одиночестве. И тогда…

- Ерания, наречённая сестра Прорухи,- наполнил мелодичный голос избушку. Был ли это мужской или женский голос, сказать было сложно, поскольку он был похож на лёгкое звучанье колокольчиков,- Ерания, не печалься, Ерания…

Дверь избушки открылась,- окутанная желтоватым светом вошла гостья…

- «Ангел!»- изумилась женщина, не веря своим глазам.

 Это была девочка лет двенадцати, её тёмно-каштановые, слегка вьющиеся волосы, украшенные желтовато-красными цветочками в виде ободка, спадали до плеч, из-за которых выглядывали крылышки,- серовато-белые. Её карие глаза были полны нежности и сочувствие. А желтенькое платьице? Казалось, что именно оно и рождало это сияние, тёплое, столь тёплое, что Ерания заплакала…