Я напряг память, машинально потер места, где посадил синяки о какие-то выступающие штуковины. Помню, на ощупь это было что-то вроде кронштейнов для крепления чего-то к броне изнутри. И… где? Поискав глазами хоть что-то похожее, я зацепился взглядом за канистру из-под топлива. Бросил я ее рядом с внутренней горловиной топливной системы… которой теперь и в помине не было. Как и воронки рядом. Подождите… место мехвода. Я же к нему сначала с командирского поста лез влево и вперед, под самый скос лобовой детали! А теперь — кресло мало того, что строго по центру, так еще и назад, под самую башню переехало!
«Сталь — она сама себя менять может» — словно наяву услышал я голос перекупа.
Черт! Как? Ситуация из тех, когда в своем здравом уме усомниться проще, чем в объективной реальности!
— Ну. Ты. Даешь, — покачал головой я, новым взглядом осматривая все вокруг. Сколько человек в экипаже боевой машины? Вроде три? Да, точно, три: по игре помню — командир, стрелок и мехвод. Их там еще качать надо было отдельно от танка… и это, кстати, только в современных. А так и четыре, и даже пять могло быть! А тут кресел, вернее, скелетов кресел без следа обивки и мягкого наполнителя — всего два, а места, даже если мысленно навесное оборудование вернуть, на четверых минимум. Та-ак.
Я подвинул переноску к самому правому борту, пошевелил рукой аккуратно разложенные разноцветные кусочки металла — как только не перемешались, пока машина ехала? Латунь, дюраль, кажется — именно из нее основа кресел сделана кстати, — алюминий, вроде… А вот эта, позеленевшая — наверняка медь. Крючки, пластинки, полоски, маленькие сеточки, какие-то круглые штуковины вроде плоских тарелок. А вот это — явно гильзы, совершенно пустые. Ну, допустим, вот эти загогулины — те самые кронштейны, о которые я так больно зацепился. Как их Сталь умудрилась аккуратно снять с себя и сложить в уголок, я примерно представляю — раз уж танк изнутри изменить свою конфигурацию смог. А вот зачем здесь этот склад цветмета — мне интере…
Рука наткнулась на что-то правильно-круглой формы, и я машинально вытащил это к свету. Кольцо. Обычное золотое кольцо, круглое и гладкое — обручальное. Секунду я глядел на него в недоумении — а потом до меня дошло. Сталь. Тот, кто придумал название танкам-артефактам, явно знал, что делал.
Именно сталь. Мотор, механизмы, орудие — но не другие материалы. Это триплексу ничего не сделалось — а вот все остальное истлело. Рассыпались приборы наведения и тахометр со спидометром, в прах обратились рация и дальномер, брезент с сидений истрепался в пыль, даже немногие неистраченные снаряды не выдержали проверки временем. Возможно, внутри был пожар — Сталь затянула все следы, теперь и не узнать. Вот только вернуть утраченные системы ей оказалось не под силу. Как и экипаж. Оставалось хранить то немногое, что уцелело… пока на машину не наткнулся я.
Закрыв глаза и сжав находку в руке, я ткнулся лбом в борт, опять пытаясь поймать хоть какой-то отклик, сказать, что понял, что… Но опять не вышло. Тогда, подчиняясь наитию, я снял с шеи цепочку — в бога я не верил, но мать в детстве всегда настаивала, чтобы я носил крест на шее и регулярно покупала новый, если я старый терял. Привычка въелась, я даже научился не рвать серебряные звенья. И вот теперь я без колебаний продел цепочку в кольцо — и подвесил, продев через подходящее отверстие в креплении для спаренного пулемета. Самого пулемета не было, что давало надежду, что кто-то из экипажа тогда спасся, прихватив с собой тяжелое оружие.
Надо бы было сказать что-нибудь подходящее моменту — но слова куда-то подевались. В итоге я просто улегся на свободном ровном участке пола, показавшимся мне самым удобным, использовав вместо подушки капюшон…
Открыв глаза, я увидел косые лучи света, падающие из триплекса. Утро. Мне не снилось ничего особенного: ни кошмаров, где я тону в ожившем железе, ни флешбеков о чужой давно прошедшей войне. Зато я теперь точно знал, что же такое — Сталь. Не в смысле чудесных свойств, а в общем и целом. Память. Просто память. Память нескольких экипажей, ведущих танк в бой, сражающихся, умирающих в нем — и новых, что приходили им на смену. Молнии аномальной зоны сплавили эту память с металлом.
У Стали не было собственных желаний — какие, к черту, устремления у куска высокопрочного сплава? Она лишь несла на себе усредненный, обезличенный оттиск мыслей людей, что ее создали и ею пользовались. И надеялись на нее больше, чем на себя и на придуманных богов. Весь смысл существования Стали сводился теперь к единственному стремлению. ЗАЩИТИТЬ ЭКИПАЖ. И все.