— Уйди, Тимур! И ты иди. — Она дернула за тонкое плечо Раиску, оттолкнула обоих.
Тимка остановился перед матерью, вскидывая на нее такие же, как у Настасьи, сросшиеся брови, заговорил:
— А что он, мама, тут агитирует? Чего он? Здорово мне важно — кто мне дядя, а кто нет, когда высказывает черт те что. Видала, еще и намеряется здесь!..
Тимка не сходил с места, его крутая голая коленка заметно подрагивала. В хату без стука влетела соседка — молодая, три месяца как замужем, смазливая Лидка Абалченко.
Желтоглазая, рослая, с припухлыми, точно от комариных укусов, губами, вся радостно возбужденная, Лидка, казалось, бежала на танцы, боялась опоздать. Уже вскочив, спросила:
— Можно? — И кокетливо, вроде напугавшись, полуотвернулась от Тимура, стоящего в трусах, певуче заговорила, растягивая губы: — Настасья Семеновна, представители приехали. Хутор описывать. — Она огляделась: — Ой, здрасте, кого не видела! Привет, Андриан Матвеич, здрасте, бабушка. Вас, Настасья Семеновна, товарищ Конкин вызывают в Совет. И представители там. Прибыли райкомовскими машинами.
— Иду, — сказала Настасья Семеновна и повернулась к деверю: — Зря ты обижаешься, Андриаша.
Но тот не ответил, положил бабке Поле на спину руку:
— Ничего, мама. Нехай описывают, нехай что хотят…
Тимка демонстративно вплотную прошел мимо дяди, взял мыло, отвернул на розовой шее примятый за ночь белый ворот сорочки, громко толкнул тылом руки сосок умывальника, и Андриан шагнул из хаты, шарахнув дверью, не оборачиваясь на улице к вышедшей за ним Настасье.
Глава шестая
Просторно зимой в степи. Даже опытным глазом не сразу определишь, где заснеженный перекат перевалил за горизонт, где он кончился и начался новый. На телеграфных столбах тускло блестят изоляторы, провисают в ледяной налипи провода. Ни деревца, ни кустика… Пройдет человек, а за следом валенок струятся змейки снежной пыли, нигде не задерживаются на гладком, словно выструганном поле.
Километр за километром отщелкивает спидометр машины, мчащейся по отшлифованному жирному профилю, окропленному бензином и маслом. Промелькнет нежилая зимой тракторная бригада с флагом, закаменелым от зимнего дождя, с забытой стенгазетой на вагончике; мелькнут кирпичные постройки МТС, хаты — и снова мертво. Лишь степь во всем мире да небо без голубизны, без единой птицы в белесых пустых просторах.
И только когда взметнется наконец шоссе на вершину последнего двадцатикилометрового переката — откроются глазам живые придонские станицы. Веселые дымки над крышами — голубые от кизячной топки, серые от соломенной; высоченные вербы с красноватым лозовым подлеском — молодельником; бойкие легковички и грузовики на дорогах; бесчисленные точки — рыбалки на каменно-зеленом зеркале Дона. А совсем спустишься к берегу — тут и домовитый лай собак из садов, и шустрые пацанята, что наперебой объясняют дорогу; запахи ивового леса и близкой реки, смешанные с запахами сена и скота во дворах. За заборами перебранка индюков, звуки радио из растворенной хаты, кудахтанье курицы, снесшейся в теплом сарае. У калиток деды с цигарками. Возле сельмагов голосистые тетки, вечно полные, точнее — переполненные брызжущей активностью, едва соберутся вместе. Поставив на снег кошелки, натягивая на лоб сползающие от жестикуляции платки, «доказывают» одна другой, отгоняют ребятишек, мешающих откровенному разговору. И упаси, не приведи не только ребятишкам, а и взрослому послушать их, когда берут на зубок неудалого («мать его курица!») директора совхоза — дурноеда и дурочкина полюбовника, а заодно задрипу, «каких и не найтить», — его супругу вместе с шибко интеллигентной свояченицей!.. Это — Дон.
Комиссия, приехавшая описывать колхоз имени Щепеткова, состояла из четырех инженеров и девушки-техника. С ними вместе прибыл секретарь райкома Сергей Петрович Голиков. Приехавшие сидели в сельсовете. На дощатой стене на гвоздях висели их пальто, на подоконнике лежали кашне и портфели. Председатель сельского Совета Степан Степанович Конкин стоял на своем хозяйском месте, за столом, ободряюще улыбался инженерам, будто ребятам-студентам, которые прибыли в колхоз на уборку и нуждаются в теплой поддержке.
— Ну что ж, товарищи, — говорил он, — работайте! Списки домовладельцев мы вам дадим, жилье приготовим, чтоб было вам где отдыхать, кушать. Послали насчет квартир? — обернулся он к Любе Фрянсковой.
— Уже, Степан Степанович, — подтвердила Люба, с опаской поглядывая на необычных гостей.