Конкин безвыездно находился в хуторе Червленовом, где обстановка складывалась еще острей, и всю власть в Кореновском держала Щепеткова. Она ходила с инженерами по дворам, требовала, чтоб ходила и Дарья Черненкова и бригадиры, считая, что правлению не годится взваливать тяжесть описи лишь на приезжую комиссию.
Лидка Абалченко безмятежно спала, когда Щепеткова, инженер Петров и молодой инженер Юзефович зашли в ее двор. На протянутой от шеста к шесту бечевке, будто корабельные сигнальные вымпелы, висели цветастые Лидкины тряпки, а сбоку, взгромоздясь на крыльцо передними копытами, стояла не кормленная с утра корова. Щепеткова постучала. За окном показалась Лидка — рослая, полуголая, в черном лифчике с бисерными лямками.
— О-ой! — разнеженно и сонно произнесла она и отступила от стекла.
Изнутри сеней стукнул откинутый крюк, толчком распахнулась дверь, и Лидка, мелькая перед обомлевшими инженерами голубизной рейтуз, проскочила вперед по коридору, гостеприимно крикнула:
— Заходите!
Переглянувшись со Щепетковой, инженеры закурили, секунду помедлив, пошли следом. Лидка была уже в халатике, оправляла на койке ворох подушек. На нетопленой печи лежала белая пуховая шаль; на грязном столе, рядом с юбкой и разбросанными шпильками, — буханка хлеба. Щепеткова поморщилась, прошла с инженерами в зал:
— Думали, мы не тебя, Лида, а Сергея застанем. Чего валяешься? Ты ж на карьере работаешь.
— У меня, Настасья Семеновна, сегодня корова болеет.
— Где?! Вон она, голодная, ходит по двору, в окно к тебе заглядывает.
— Ну не болеет, так что? — ничуть не смутилась Лидка. — Я выходной себе сегодня сделала.
— А полы чего не побанила, боишься счастье смыть?
Настасья Семеновна сбросила кошку со стула, придвинула его Петрову, себе взяла табуретку. Петров раскрыл справочник, сказал, что здесь, на свободе, они во всем относительно ферм разберутся, начал показывать Щепетковой расценки.
Клеенка на столе была такой липкой, что Юзефович подложил под свои бумаги газету.
— Лидия, — звучно произнес он и застрочил авторучкой, — а по отчеству.
— Не Лидия. Это так… Я по метрикам Ариадна, — улыбнулась хозяйка и, кинув взгляд на занятых Петрова и Настасью Семеновну, сладко потянулась, выгнулась перед молодым инженером — будто не совсем еще проснувшись.
Полнокровная, удивительно смазливая физиономия Лидки была по-детски округлой: пухлые, не накрашенные с утра губы, примятые долгим сном, приоткрыты, Юзефович заспешил пальцами и, стараясь говорить возможно деловитей, спросил:
— Сколько в вашей усадьбе?
— Сорок восемь соток. А что? — певуче спросила Лидка, села вплотную, уперлась в руки подбородком, как внимательная ученица.
— Думал, — промычал Юзефович, — не сорок восемь, а больше.
— Это не факт. Почему у вас такое впечатление? — Лидка быстро облизнула нижнюю, потом верхнюю губу, чтоб блестели. Она заметила в руке Юзефовича никелированную коробочку рулетки, тронула ее пальцем: — Ой, как пудреница. Покажите!.. Этим и будем промерять с вами хату?
Обмер начался с кухни. Помогая Юзефовичу, который пытался отводить в сторону черные серьезные глаза, Лидка носилась вдоль стен, отчего полы ее засаленного халатика широко развевались. Она пыталась отодвигать то шкаф, то сундук и, когда Юзефович говорил, что это не нужно, вскидывала на него ресницы, а когда он хотел что-нибудь записать, наклонялась к нему, простодушно заглядывала через его плечо. В углу, за громоздкой, как паровоз, печью, Лидка полезла на сломанный табурет, чтобы дотянуть до потолка рулетку, и покачнулась. Юзефович подхватил ее, со страхом ощущая теплую талию хозяйки. Лидка замерла в руках инженера и, сдавив его шею, влажно зашептала в ухо:
— Слушайте, запишите, что хата у нас не из самана, а кирпичная.
— То есть не понимаю… — тоже шепотом ответил Юзефович, продолжая в растерянности держать Лидку, глядя на нее снизу вверх. — Делать подлог?..
— Подумаешь! Стройка обедняет, что ли? А нам бы кирпич выдали в новой станице. Что вам стоит? Не на базар же кирпич, а колхозникам. Или, думаете, ваш этот аред старый, что в залике сидит, запомнит — саман у нас или не саман?
— Да как вы так? — обалдело заморгал Юзефович. — Вы ж человек как человек. Может, комсомолка даже!