— Это, — перебила Щепеткова, — не для правления. Дома пожалуешься, поплачешь. А здесь надо бы доложить, как для одних условий следует готовиться, например, если попадем на пески, на кучугуры. И как в одно же время быть готовым для других возможных условий, для третьих. А ты про сны, про то, как ночью прокидаешься… Запиши, — продиктовала она бухгалтеру: — «Полевод не подготовился. Председателю колхоза Щепетковой оказать ему помощь в подработке плана».
Она вызвала бригадира по виноградарству Щепеткова. «Вот он, — понял Илья Андреевич, — старший мужнин брат, что хотел «вдарить».
Щепетков, не поднимаясь со скамьи, сказал, что виноград не коровы, про которых расписывал тут Голубов. Виноградники куда в голову взбредет не сгонишь, у них корни по семьдесят метров…
Настасья Семеновна опять продиктовала: «Бригадир не подготовился. Перенести на очередное правление». И, жестко глянув на деверя, сказала, что в другой раз его по головке не погладят. За несерьезное отношение сделают выводы.
Повестка была, исчерпана, народ задымил уже в открытую, потянулся к Настасье Семеновне с расспросами о тягле, о смазке и горючем, но она остановила:
— Есть еще разговор. Про наше с вами поведение на описи.
— О! — Черненкова оживилась, хлопнула себя по колену. — Режь им, Настя. А то пораспускались, дьяволы!
Настасья Семеновна, зачесанная на строгий пробор, спокойная, напоминала Солоду учительницу, которая, привыкнув обращаться с малыми детьми, покровительственно держится в рабочей вечерней школе и со взрослыми. Узкой рукой она поправила на чернильнице крышку и показала на короткошеего мужчину, блещущего сталью литых зубов.
— Перед вами Герасим Савватеич Живов. Посмотрите. Член правления. Числится в лучших бригадирах. Имеет грамоты от областной сельхозвыставки. Но плохо понял он свои отличия. Помолчи! — одернула она запротестовавшего Живова. — Плохо, повторяем, понял свои отличия. Мало что не пресекает бабье радио, так еще и сам добавляет. Плачет, что его с хутора гонят, как кулака!.. И не один Живов хорош… Решите с ним — и о Фрянскове скажете. Пусть не доложил Фрянсков о полеводстве, не сумел. А жену собственную тоже не умеет призвать к порядку, когда она на инженеров кидается? Живов и Фрянсков — оба члена правления, хозяева. Как же нам с рядовых теперь спрашивать — с Ванцецких, с Акимочкиных?
Этот разговор был каждому ясен, не то что обсуждение какой-то туманной эвакуации. Загалдели все. Правда, больше не на тему, а об инвентаризаторах, об их актах, о неправильной описи дворов.
По всему, Щепетковой нездоровилось. Она сводила над переносьем брови, прикрывала и потирала глаза, но с удивляющей Илью Андреевича выдержкой распутывала выступления, требовала вынести Живову строгий выговор. Бригадиры же явно крутили. На словах порицали Герасима Савватеевича, даже всячески выражались, однако записать выговор воздерживались, и скорей всего потому, что думали, как Живов; только им повезло, удержали язык за зубами, а он, их товарищ, высказался… Настасья тоже понимала, что судят не одного Живова, что именно потому нельзя давать поблажку, и шла против правленцев. Она видела, что вызывает в них, в постоянной своей опоре, открытое отчуждение, но путей у нее было только два — либо с самого начала борьбы за новый хутор поддаться чуждому течению, либо повернуть это течение любой ценой.
Когда же бригадиры стали кой-как соглашаться с выговором — уже накалившиеся, озлобленные нажимом Щепетковой, — на нее обрушилась новая неприятность, теперь с противоположной стороны. Черненкова во все время, пока выступали «ее» коммунисты, выжидала, как это делает прокурор, который слушает стороны и подбирает материал. Теперь же, когда осталось лишь голосовать, она заявила, что о либеральничании членов партии у нее будет отдельный разговор в другом особом месте… Что же касается беспартийной Щепетковой, то она во главе доверенного ей правления заняла гнилую позицию, и, если не исправит, вмешается райком. Выговор в политических делах не мера. Живова надо снять с бригадиров. Жену Фрянскова, а с ней молодуху Ванцецкую и Акимочкина (чтоб духом всех троих не пахло в колхозном социалистическом обществе!) с позором выкинуть из колхоза.
— Так, Дарья Тимофеевна, выкидать — прокидаемся, — улыбнулась Настасья. — Хватит им и общественного порицания. А говоришь, райком?.. Это хорошо. Попросим тебя, товарищ Черненкова, связаться с райкомом, он разберется, поможет.
Илья Андреевич понимал, какую огромную работу проделывает Щепеткова каждым своим спокойным по виду словом, Удержать собрание на таком, в сто восемьдесят градусов, повороте — дело сложное даже для профессионального зубра, не то что для домохозяйки, избранной в председатели колхоза.