— Бена заберут в четыре. — И она моментально добавляет: — Хочешь посмотреть свежую фотографию?
— Нет, — отвечаю я мрачно. — Благодарю покорнейше, дорогая. Ты же знаешь, детские фотографии портят мне настроение.
— Ладно, — она задета за живое. — Давай начнем. Ты все с собой взяла?
Я киваю, снимаю сумку с плеча и достаю из нее блокнот.
— Секунду, — говорит она. — Сейчас вернусь.
Она выходит из комнаты и закрывает за собой дверь. Шаги сразу стихают. Через некоторое время до меня доносится шум льющейся из крана воды, и она кашляет — наверное, в ванной. И как кашляет — беспрестанно, не прекращая ни на мгновение. Постоянно повторяется один и тот же звук, именно из-за однообразия и продолжительности он настолько мучителен. Чтобы чем-нибудь занять себя, я напряженно соображаю, на что же похож этот монотонный кашель. На кряхтенье старого лодочного мотора, подающего последние признаки жизни, — на Меконге я как-то слышала примерно такое — как мне казалось, бесконечно, пока наконец все не стихло и я, как и остальные пассажиры, не поняла, что наша прогулка по реке окончена. Лоттель перестала кашлять. Я больше ничего не слышу. У меня колотится сердце, меня как будто кто-то душит сзади. Я еле сдерживаюсь, чтобы не вскочить и не броситься на ее поиски.
Беззвучно открывается дверь. Лотта просовывает лысый череп в проем и улыбается мне морщинистым ртом: «Это снова я».
«Это история дружбы Марии и Шарлотты», — диктует она. Я возражаю:
— Шарлотты и Марии.
— Вечно ты хочешь настоять на своем! Я-то думала, что это я писательница.
Она смотрит на меня так удрученно, что я не могу удержаться от смеха.
— Ладно, диктуй дальше, — вздыхаю я и с готовностью щелкаю ручкой.
«Началась она десять лет назад двадцатого августа. Естественно, это я первой заговорила с тобой».
— Рассказывай, пожалуйста, в третьем лице, — требую я и записываю: «Естественно, это Шарлотта первой заговорила с Марией». Лоттель строптиво смотрит на меня.
— Ну хорошо, — говорит она и продолжает, уже слегка на взводе: «“Приятно познакомиться”, — сказала Шарлотта. “И мне”, — ответила Мария».
Еще с начальной школы меня не перестает удивлять, сколько всего можно переделать, передумать и решить, пока пишешь под диктовку. Например, сейчас я замечаю, что мысленно листаю одну за другой фотографии нашей общей истории, которые пока лежат у меня в сумочке, и одновременно наблюдаю за Шарлоттой, сравнивая ее с той, что почти десять лет назад заговорила со мной прямо на улице.
— Привет!
— Привет.
— Я иду в парк.
— Прекрасно.
— Сегодня отличный денек, чтобы поесть мороженого в парке.
— Желаю удачи.
— Поесть мороженого и поболтать. Не хочешь?
— Думаю, нет.
— А я думаю, да.
Я не могла не рассмеяться. Она глядела на меня своими сияющими голубыми глазами.
— Приятно познакомиться, — сказала она.
— И мне, — ответила я, признавая свое поражение.
Никогда раньше я не ела такого вкусного мороженого. Хотя частенько сиживала на лавочке в парке. Никогда раньше я вот так просто не шла за незнакомой женщиной. Раньше это были мужчины, которым я не доверяла, поскольку они так открыто выказывали свой интерес. Однажды я уже поклялась избегать женщин с детским голоском. И никогда никто так не нравился мне с первого взгляда.
Когда я вижу ее — я посматриваю из-под полуопущенных век, в то время как моя рука послушно записывает, — у меня начинает щипать в носу; я знаю это ощущение — обычно за ним следуют слезы. Без волос она выглядит такой потерянной, с этой крошечной головкой и ссохшимся, морщинистым лицом. То старуха, то в следующий миг — младенец, в общем, без пола и возраста, с первого взгляда признать в ней женщину может лишь посвященный или близко знающий ее.
— Что-то ты давно меня не перебивала, — возмущается она и смотрит на меня с вызовом. Я и это чуть не записала.
— У меня нет замечаний, — опомнившись, отвечаю я. — Давай дальше. Ты говоришь, я записываю.
«Едва они познакомились, как Шарлотта попала в сложное положение, и ей пришлось среди ночи обратиться к новой подруге за помощью».
Бог ты мой, как невыразимо может Шарлотта действовать мне на нервы. И действительно, это началось, когда я едва знала, как ее зовут. Она позвонила мне в три часа ночи в панике.
— Ума не приложу, что делать, — кажется, я беременна! Но не от Клауса! Наверное, от Оркана!
— Кто такой Оркан? Подожди, я включу свет — не могу найти очки. Странно, но без очков я не способна слушать. И совсем не в состоянии думать.