К тому моменту, как на пороге оказался сам режиссер Юнгвальд-Хилькевич собственной персоной (сокращенно Хил), все, по крайней мере, успели найти предметы своей одежды, а некоторые даже побриться и умыться. Но то амбре, которое издавали эти шестеро, не оставило у Хила никаких сомнений по поводу причины опоздания на съемку. Посмотрев на помятые лица мушкетеров, де Жюссака и Кардинала, Хил только вздохнул и молча указал всем шестерым на выход. — Вень… — Балон аккуратно потряс Смехова за плечо. — Ты как?
— Я вспомнил, как мы гуляли в Одессе в твоем номере во время съемок «Мушкетеров». Кто бы мог тогда подумать, что… — Комок подкатил к горлу, и он не смог закончить фразу.
— Да… Думаю, никто, и Игорек в том числе, не мог тогда представить, что он уйдет первым.
— Вов… хоть режь меня, ну не могу я его представить мертвым. Не могу… — Смехов закрыл лицо рукой, словно это могло остановить рвавшиеся наружу слезы. — Для меня он всегда будет жив. У меня просто чувство, что он… вышел… на время. Но обязательно вернется.
— Понимаю тебя. У самого такое же чувство… — Балон откинулся на спинку стула. — Я ведь его еще до знакомства с вами знал. Ставил ему трюк с прыжком с поезда. Он тогда уперся — хочу сам сделать, сам… Он мне, можно сказать, в сыновья годился. Да я и ощущал себя его отцом, что ли… Никогда не думал, что буду его хоронить. Все это до сих пор в голове не укладывается. Хоть и предупреждали врачи, что все очень плохо. Но каждый из нас верил, до последнего верил. Да и он, я думаю, тоже надеялся, что выкарабкается.
— Он очень хотел жить. У него ведь все стало налаживаться, как он Катю встретил. Он повеселел, словно возродился. Жена любимая и любящая, дочка, внук. Он любил, его любили. Как нелепо, рано и несправедливо все оборвалось…
На кухне появился Миша Боярский. Он выходил курить на лестничную площадку. Но вернулся он не один, а с Кириллом — мужем Насти.
— Вениамин Борисович… Владимир Яковлевич… — Поздоровался тот с ними. -Я был на переговорах, когда Мика позвонила. — Это просто шок какой-то…
— Садись, Кирюш. Давай с нами за упокой души Игоря… — Балон налил ему стопку. — Или ты за рулем?
— За рулем, но не страшно. Такси возьмем. Не выпить за Игоря Владимировича я не могу…
— А где Арсений? Он знает? — Смехов подвинул свой стул, освобождая место для Кирилла.
— Он у моей мамы. Да, я ему сказал. Хоть ему и 7 лет, он все понял. Уткнулся в мое плечо, старался не плакать, но не удержался. Я его к маме отвез. Вечером или завтра заберем.
— Кирюш, ты сейчас Насте как никогда нужен… Ей очень тяжело.
— Я знаю. Она безумно любила отца, просто обожала его. Я человек далекий от искусства, но помню, что при знакомстве с ним был просто потрясен его простотой и душевностью. Удивительно добрый человек, открытый, честный. Просто в голове не укладывается…
— И долго еще не уложится. Давайте, ребята… за Игорька — Балон осушил свою стопку. Все последовали за ним.
В этот момент на кухню вернулась Настя. Увидев мужа, она остановилась и, закрыв рот рукой, снова расплакалась. Кирилл подошел к ней и ласково обнял.
— Солнышко… Постарайся успокоиться… Котенок… — Пытался он успокоить
жену.
Сама же Настя почему-то вспомнила тот день, когда она впервые привела Кирилла знакомиться с отцом.
Стоял теплый весенний день. Настя не помнила, когда еще в марте было уже так тепло. Она волновалась. Сегодня они с Кириллом шли на обед к ее отцу. Предстояло первое его знакомство с будущим зятем. Казалось, что Кирилл был спокоен, но это была лишь видимость. Настя хорошо знала его и понимала, что он волнуется не меньше нее.
— Кирюш… Мой папа не кусается, не надо так нервничать. — Говорила она, пока они стояли в пробке на Тверской. За последние пятнадцать минут Кирилл выкуривал уже пятую сигарету. — Он очень добрый и для него главное, чтобы я была счастлива. — Настя ободряюще поцеловала жениха в щеку.
— Я все понимаю, Настюш, но все равно волнуюсь. Твой отец — известный человек. — Кирилл нервно постукивал по рулю. — Звезда!
— Милый, папа ненавидит это слово! Говорит, что какая он звезда сейчас, в нынешнем понимании этого слова. Он очень простой, скромный и добродушный. Впрочем, ты сам в этом скоро убедишься.
— Ага! Только когда этот козел впереди нас, наконец, соизволит тронуться с места. — И Кирилл требовательно и довольно громко пробибикал замешкавшемуся впереди них Мерсу.
— Успокойся, пожалуйста… — В этот момент у Насти заиграл телефон. — Да. Привет, папочка. Мы тут немного в пробке застряли у Госдумы. Сейчас вроде тронулись. Я надеюсь, скоро будем у вас. До встречи. Я тебя тоже обожаю. — Настя послала в трубку поцелуй и улыбнулась. — Он удивительный, Кирюш. Я уверена, вы поладите.
Ее слова мало успокоили Кирилла. С тех пор, как он узнал, что встречается с дочерью самого Арамиса, он с волнением и тревогой ждал этого дня. Он любил Настю и очень хотел понравиться ее отцу. Ведь он, как и все его поколение, выросло на «Трех мушкетерах». И именно Арамис был его кумиром с того дня, как он мальчишкой впервые увидел этот фильм, а потом играл во дворе шпагой, вырезанной из дерева, воображая себя Арамисом. Если бы он только мог тогда представить, что спустя годы будет ехать на знакомство с этим человеком и волноваться, как мальчишка… Через полчаса он, наконец, уже парковался у дома недалеко от метро Новокузнецкая. Дверь квартиры открыла молодая светловолосая женщина.
— Здравствуй, Настенька. — Улыбнувшись, она обняла Настю, поцеловала в щеку и пригласила их внутрь квартиры.
— Познакомьтесь. Это Катя, жена папы. А это Кирилл, мой друг… близкий друг… — Добавила Настя, немного смутившись.
— И чего ты смущаешься, словно в первый раз услышала, откуда дети берутся… — Раздался приятный мужской бархатный баритон, прежде чем в коридор вышел его обладатель. У Кирилла невольно затряслись ноги. «Вот он — исторический момент»… — Подумал он, когда из комнаты вышел Настин отец — знаменитый Игорь Старыгин.
— Ну, здравствуйте, молодой человек. — Старыгин протянул ему руку.
— Добрый день, Игорь Владимирович. — Кирилл ответил на рукопожатие, стараясь выглядеть спокойным.
— Проходите, обед готов. И не волнуйтесь так, я не питаюсь женихами своей дочери. — Он доброжелательно улыбнулся Кириллу, и тот немного успокоился.
— Я же говорила тебе, что папа — просто прелесть. — Прошептала ему Настя, пока они проходили в комнату. Там уже был накрыт стол. Катя несла с кухни ароматного гуся. — Мммм… Катюш, ты волшебница… — Настя вдохнула пьянящий аромат и засмеялась. — Ты так папочку раскормишь, придется гардероб менять.
Она подсела к отцу, обняла его за шею, поцеловала и, смеясь, расположилась на его груди.
— Я, когда маленькая была, любила вот так вот сесть с папой, и чтобы он мне разные истории о съемках рассказывал. — Настя мечтательно улыбнулась, мысленно возвращаясь в свое детство — Ну, это в том случае, конечно, когда ты дома был, а не на этих самых съемках. — Счастливо рассмеялась она, обращаясь к отцу.
Кирилл смотрел на них и видел отца и дочь, обожавших друг друга. Старыгин обнимал дочь и счастливо улыбался, слушая ее. Наконец, Катя принесла последнее блюдо с салатом и все расположились за столом. Спустя несколько минут тревога Кирилла отступила, и он уже спокойно общался с кумиром своего детства, обсуждал вчерашний футбольный матч и спорил по поводу того, какой гол был лучшим. Ему все больше и больше нравился этот спокойный, улыбчивый человек, в голубых глазах которого плясали чертики, и время от времени он ловил на себе знакомый с детства Арамисовский взгляд. Тот изучал друга своей дочери, и Кирилл увидел одобрение в его глазах. Он понравился отцу Насти. И в душе Кирилла наступило облегчение.