====== Часть 4 ======
Следующие дни прошли в каком-то тумане. Телефон не умолкал. На все звонки отвечали Мика, Кирилл и жены «мушкетеров». Самих ребят и Катю с Настей от звонков оградили. На все попытки журналистов что-то узнать следовал одинаковый и короткий ответ — «Без комментариев», но звонили и друзья, знакомые, коллеги. Рита Терехова «Миледи» плакала в трубку, отказываясь верить в услышанное. Ее экранный муж — Атос — пытался как-то ее успокоить, но ничего не выходило. Позвонила Оля Кабо, снимавшаяся в роли герцогини де Шеврэз, возлюбленной Арамиса, сказала, что находится в Вене, но попытается успеть на похороны. Катя Стриженова обещала быть на прощании и спрашивала, не нужна ли какая-нибудь помощь. Звонили Тихонов, Фрейндлих, Герасимов… Многие другие… Звонил даже Федор Бондарчук, несмотря на произошедшее в его собственной семье горе — его сестра Алена умерла за день до Игоря, 7 ноября — так же пообещал всяческую помощь. Не найдя могил отца и матери Игоря, Катя обратилась в Союз кинематографистов. Никита Михалков оказал всяческие содействие, лично помогая решать многие организационные вопросы. Было решено, что Игоря похоронят на Троекуровском кладбище рядом с могилой Семена Фарады. Катя попросила так же, чтобы участок был двойным. Она уже знала, что однажды они с Игорем снова будут вместе… Уже на том свете… В суете, в хлопотах у нее было мало времени поддаться тоске и отчаянию. Ночами, благодаря снотворному, она проваливалась… нет, не в сон, а какое-то забытье… Ей снился Игорь, разные моменты их жизни — радостные и не очень. Днем она носилась с кем-то из «мушкетеров» то на кладбище, то в Дом Кино, где должно было состояться прощание. Фотографию Игоря для портрета выбрала Настя. Когда она перебирала фото отца, у нее случилась очередная истерика. Кириллу пришлось вызывать «Скорую». Впрочем, врача приходилось вызывать не раз. Смехову было плохо с сердцем, пару раз подскакивало давление у Балона. Хилькевич в итоге вообще угодил в кардиологию с инфарктом. Мишка стал похож на тень, почти не ел. Рано утром в среду прилетел Смирницкий. В аэропорту его встретила жена, рассказав по дороге домой все, что случилось за эти дни. Ей тоже пришлось пару раз тянуться за валокордином. И вот настал этот день. День, которого все боялись. Катя не спала всю ночь накануне. Мика, все эти дни жившая с ней, судя по звукам из гостиной, тоже не сомкнула глаз. В шесть утра они уже были на ногах. Около восьми подъехали Настя, Кирилл и Арсений. Настя была бледной с красными от слез глазами. Стало ясно, что она тоже провела бессонную ночь. Катя с Микой отзвонились «мушкетерам» и Балону, договорились встретиться уже в Дом кино. Прощание должно было начаться в 11, и еще не было и 9 утра, как два тонированных Мерседеса выехали со двора. Гроб с телом Игоря привезли около десяти. Как ни готовила себя Катя, но, увидев его бледного, неподвижного, с закрытыми глазами, она вздрогнула и пошатнулась. Кирилл, стоявший рядом, успел вовремя подхватить ее. Он надеялся, что скоро приедут «мушкетеры» и мужчин станет больше. Пока что он поддерживал Катю, краем глаза замечая, что Настя бледнеет все больше и больше. Но Мика пришла на помощь Кириллу, аккуратно, но твердо, сжав плечи дочери. Немного придя в себя, Катя подошла к гробу и поправила прядь волос на лбу Игоря, выбившуюся от дунувшего ветерка. Провела рукой по холодному лицу, прикоснулась пальцами к губам. Он лежал такой спокойный, умиротворенный… такой красивый… Лицо разгладилось, куда-то исчезли все морщинки. Он чему-то улыбался. Казалось, что он просто спит. Она смотрела на него, словно старалась насмотреться на всю свою оставшуюся жизнь. Словно хотела запомнить каждую морщинку, каждую складку на лице. Она продолжала смотреть на мужа и не могла наглядеться, когда услышала шаги на лестнице и, повернув голову, увидела поднимающегося Мишу Боярского. Рядом шла Лариса с букетом белых роз. Они приехали первыми. Миша подошел к гробу, дрожащей рукой коснулся холодной руки друга, хотел что-то сказать, но… голос задрожал и он, сгорбившись, на дрожащих ногах ушел в конец зала и сел на диван, закутавшись в ворот свитера. Он сидел, пытаясь унять дрожь в теле. И вспоминал… То же лето 1978 года, съемки…
Сказать, что вечер накануне удался, значит, ничего не сказать…
Пока Мишка похрапывал в руках гримера Олеси, в соседнем кресле «бог» грима Паша колдовал над Игорьком, который периодически, засыпая, норовил улечься то на один, то на другой подлокотник. Паша спокойно, не переставая улыбаться, что бы ни происходило, возвращал Игоря в вертикальное положение, насколько это было возможным. И продолжал гримировать.
Валя занимал третье кресло, стараясь не последовать примеру двух своих друзей и пока что ему удавалось мужественно держать тело в сидячем положении, хотя и из последних сил. Его глаза медленно закрывались, не в состоянии более сопротивляться сну. Его уже набили подушками под костюм, дабы придать Портосовские объемы, и потому Валя напоминал сейчас Ванька-встаньку, который при каждой попытке завалиться на бок невольно возвращался в прежнее состояние.
В таком виде их и застал Володя Балон. Его загримировали самым первым и сейчас, выйдя из гардеробной, где под чутким руководством художника по костюмам он превратился в гвардейца времен Людовика XIII, он увидел умилительную картину — три невозмутимых гримера творили чудеса, превращая трех спящих и, мягко выражаясь, не совсем трезвых актеров в доблестных мушкетеров. Они вместе вчера гуляли практически до самого утра, но Володе каким-то чудом как вчера, так и в предыдущие ночи, удавалось являться на утренний грим свежим как огурчик в то время, как эти трое все движения выполняли с закрытыми глазами, пока не раздавалась команда «Мотор!». В этот миг как по мановению волшебной палочки они просыпались, лихо взлетали в седла и работали, не зная усталости, пока солнце не уходило за горизонт.
Володя посмотрел на своих спящих в креслах друзей, засмеялся в накладные гвардейские усы и пошел на улицу. Надо было еще раз обрисовать с каскадерами из массовки сегодняшний рисунок драки.
Примерно через час в двери Дома Культуры, временно ставшего штабом фильма «дАртаньян и три мушкетера» влетел Веня Смехов, приехавший сюда сразу из аэропорта, минуя гостиницу. Лева Дуров, летевший вместе с ним, сниматься должен был позже, а потому у него было время заехать в гостиницу и хотя бы принять душ.
Войдя внутрь, Веня увидел картину, достойную пера автора шедевра «Не ждали» Петра Репина. Точнее, гример Паша Веню-то как раз очень даже ждал. А вот три бревна на полу, при ближайшем рассмотрении оказавшиеся его друзьями-мушкетерами Мишкой, Игорьком и Валькой, причем в полной «боевой», так сказать, раскраске и экипировке, никак не отреагировали на появлении своего товарища. Амбре в зале при этом стояло соответствующее…
«Опять вчера не скучали без Атоса» … — Подумал Веня, перешагивая через них и усаживаясь в кресло к Паше. — «Ну, ничего… я еще на вас отыграюсь…»
Через несколько минут он уже тихонько подремывал, пока неизменно улыбающийся Паша превращал вчерашнего злодея Клавдия в благородного Атоса. Сказалась бессонная ночь в самолете, а Паше было не привыкать гримировать актеров в любом состоянии и положении тела.
Когда спустя полчаса Паша закончил свою работу, а три тела — «бревна» остались в прежнем положении, Вене стало совсем обидно. И тогда он, набрав в легкие воздуха, огласил тишину зычным голосом: