Помню лунный сумрак, зарево горящей деревни и круглый холм вдали, ярко озаренный огнями пожаров, на котором, как иглы, появились силуэты германцев. Помню противное ощущение свиста и щелканья пуль, которые били по нас спереди и слева. Помню стройную фигуру командира Лохвицкого, пехотного полка, подошедшего с полным трагического значения докладом: «Полк дольше держаться не может, мы отходим».
Я вызвал две сотни Волгцев и 1-й Линейный казачий полк. Через пять минут появились темные фигуры казаков. Они на рыси снимали папахи, крестились, скидывали из-за спины винтовки, готовясь соскочить для пешего боя.
— Одеть винтовки! — крикнул я. — Атака в конном строю. И сел на лошадь.
Ко мне подъехал командир сотни.
— Кого атаковать? — спросил он.
— Строй лаву, — скомандовал я, — 2-я сотня в первую линию, 6-я за нею на триста шагов. Направление на круглый холм…
Сотня поскакала, выстраивая лаву. Замелькали казаки с развевающимися за плечами башлыками, показалось несколько человек с косами на плечах, как грозные эмблемы смерти (они косили лошадям траву), и исчезли в сумраке ночи. За 2-й сотней стала разворачиваться и 6-я.
Я поехал за ними. Вспыхивали впереди огоньки ружейных выстрелов, влево, звеня котелками, с глухим гомоном, шла отступающая пехота.
Короткий, страшный гик, трескотня ружей и томительная тишина. Где-то неподалеку сдержанные стоны. Я подъехал. На земле лежал казак.
— Ранен. — Ногу пулей перешибло, ваше превосходительство. Да все ничего. Коня бы мне поймал кто. Конь убег… Я проехал еще вперед и понял, что победа наша. 1-й Волгский полк 11 сентября 1915 года ворвался вместе с донцами, гусарами и пехотой в занятую германцами деревню Железницу, а потом одиннадцать суток, дни и ночи, без сна, полковник Вдовенко отбивал со своими Волгцами атаки германцев, пытавшихся отбросить их к реке Стыри.
Этот полк был в тылу у германцев, в конце сентября 1915 года, когда наша отступающая, без патронов и снарядов, армия получила приказание остановиться и короткими ударами заставить немцев прекратить переброску войск на Западный фронт. В эти дни в Ковеле грузилась германская пехотная дивизия. Помещать погрузке было поручено частям IV кавалерийского корпуса, для чего мы должны были прорвать расположение австро-германцев и пройти возможно дальше за Стоход к Ковелю.
В десять часов утра ясного сентябрьского дня мы рысью прошли то место, которое называлось «фронтом», и углубились в тыл. Наше появление было столь неожиданно, что немецкие солдаты, охранявшие в лесу телефонную линию, были захвачены целыми постами. Мы встречали подводы, везшие безоружных немецких солдат, возвращавшихся из отпуска и лазаретов. После полудня мы были на Стоходе, захватили помещения бежавшего штаба со всеми бумагами и приступили к переправе. Оренбургские казачьи пушки гремели в сорока верстах в тылу у немцев, и… спешно выгружали немцы в Ковеле ту пехотную дивизию, которая отправлялась к Вердену.
Мы ночевали под ружейным огнем какой-то немецкой Этапной роты с того берега реки Стохода, а на другой день, перед рассветом, Волгцы вновь переправились через реку и захватили мирно шествовавший венгерский обоз, везший несколько тысяч пар прекрасного шерстяного белья.
С полудня германские пехотные цепи Ковельской дивизии начали на нас отовсюду нажимать. Мы отошли к селению Гривы и узнали, что немцы уже замкнули выход обратно. Они подвезли по железной дороге на Маневичи бригаду и захватили Серхов. У Езерцов полковник Черный вел бой с венгерской кавалерией, отбросил ее и даже взял пленных, но венгерцы продвинулись левее его и заняли выходы из Езерцов.
В сумерки наш конный отряд в пять полков, с орудиями собрался в Езерцах. Местный житель взялся вывести нас по какой-то лесной тропе, еще не занятой противником. Было так темно, что едущего впереди всадника не было видно. Низко клубились осенние тучи и мрачна была ночь. Впереди колонны шел крестьянин в серой свитке[7] с фонарем в руках, за ним узкой, растянувшейся на несколько верст колонной шла конница. Мы выступили в семь часов вечера и в два часа ночи подошли к спавшему в мертвой тишине селению Боровое. Послали узнать, кто там. Оказалось — наши.
— Чем я награжу тебя, золотой человек? — спросил я провожатого.
— Ничего мне, ваше превосходительство, не надо. Рад послужить Государю и войскам его. Если милость ваша будет, дайте мне Егорьевскую медаль с Его портретом, чтобы мог я своим внукам передать на память об этом дне… Подвиги Волгцев должны были быть награждены. Они почти все имели Георгиевские кресты, и мечта их была прославить перед войском весь полк. Получить «шефом» Наследника Цесаревича. Это громко говорили и офицеры и казаки.