Умственному взору предносились серые громады военных кораблей с приспущенными кормовыми флагами и бело-голубые шеренги матросов на мутно-стальных водах Балтийского моря, на синем Черном море и в голубом просторе Великого океана.
Слышалась молитва бессмертных Александрийских гусар в Русском Калише, на границе Германии, и молитва Казаков в Томашеве, на границе Австрии. В горных дебрях Каракурта молились Кубанцы, Кавказские пластуны и стрелки пели молитву в Игдыре, у подножья Арарата, и Сибиряки и Уссурийцы в Хунчуке и Камень-Рыболове на Дальнем Востоке.
Старый офицер Российской армии рождался с именем Государя в сердце. Преданность монарху он приобретал с молоком матери. До семидесяти процентов офицеры были сыновьями, внуками или правнуками офицеров же или солдат. Традиции семьи и рода смешивались с традициями полка. И эти традиции были — беспредельная преданность своему Государю.
Ребенком будущий офицер привыкал чтить Царя и любить Родину. С малых лет кадет в ротных залах видел портреты Государя, учился петь народный гимн в соответствующей торжественно-молитвенной обстановке: В Царские дни он бывал на Божественной литургии и молебне. Эти дни запоминались. Государи посещали столичные корпуса и при всяком посещении провинции бывали и в губернских корпусах.
…Это было в 1886 году. Уроки в Александровском кадетском корпусе шли нормально, прерываемые каждый час короткой барабанной дробью дежурного барабанщика. Но и у преподавателей и у кадет чувствовалось какое-то нервное напряжение. Ждали Государя. Он уже был в Первом кадетском и в Николаевском корпусах и каждый день мог приехать в наш Александровский. Время между часом и тремя, когда его ждали, протекало в томительном ожидании. На уроке кто-то взволнованным голосом сказал: «Государь Император приехал». Ничего не было слышно на улице. Так же было тихо на покрытых снегом мостовых, но чуткое ухо кадет уже уловило через зал на лестнице, у кабинета директора, звук короткого электрического звонка, и кадеты догадались о его значении.
Урок прекратился. Ждали, молчали, обменивались короткими, ничего не значащими фразами. Точно какой-то ток прошел по всему громадному зданию корпуса и взвинтил детские сердца.
Тяжелая дверь приоткрылась, в ней показалось лицо дежурного штаб-офицера.
— Государь Император изволил осчастливить корпус своим приездом. Оставаться пока в классах, певчим и музыкантам спуститься после перемены в портретный зал, — торопливо сказал он. Государь еще был внизу в младшем и среднем возрастах. В зале седьмой класс занимался ружейными приемами и слышались слова команды. И вдруг хлопнула дверь, и радостно взволнованный, необычно громкий голос крикнул:
— На пле-ечо… шай на кара-ул!
Сейчас же раздался дружный ответ: «Здравия желаем, Ваше Императорское Величество».
Дверь нашего класса открылась, и, не дожидаясь команды встать, кадеты вскочили и замерли у своих скамей.
Рослая, полная величавой красоты, фигура Государя пропустила вперед Императрицу, и оба они вошли в класс.
— Здравствуйте, господа, — сказал Государь.
Императрица Мария Федоровна была много ниже Императора Александра III, но она нам не казалась маленькой. В темном платье и серебристой серой накидке, отороченной мехом, с большими добрыми глазами, она нам казалась волшебно прекрасной. Они остановились у кафедры.
— Садитесь, садитесь, — сказал Государь. — Мы послушаем ваш урок. — И он, и Государыня сели на стулья…
Когда Государь уезжал, фельдфебель строевой роты подал ему пальто, кадеты толпою выбежали на мороз на улицу и до самого Невского бежали по глубокому снегу за санями, провожая громким, ликующим «ура» Государя и Царицу и не слушая его приказа вернуться домой.
— Я рассержусь, дети, слышите, — повысил голос Государь. — Ваше Императорское Величество, позвольте, — смущенно бормотали кадеты, оборачиваясь к так буднично теперь глядевшему высокому зданию корпуса.
Это был искренний восторг, который всех захватывал и долго не проходил…
Кадеты Петербургских корпусов часто видели Государя. Они встречали его на улицах, они видели его на спектаклях учащейся молодежи, но самым торжественным днем был смотр батальона кадетских корпусов в Петергофе. Смотр начинался линейным учением батальона и заканчивался штурмом, на глазах у Государя, дачи Мурузи. Кадеты молили Бога, чтобы перед смотром было побольше дождей, чтобы никогда не просыхающая лужа у шоссе, недалеко от дачи, была наполнена водою. Они спорили за честь, на глазах у Государя и Царицы, с разбега броситься в эту лужу, расплескивая брызги, залечь по самые плечи в воде и стрелять, выпуская последние холостые патроны, а потом кинуться с громовым «ура» на дачу. Это были минуты, когда, если бы кадетам сказали, что лужа полна серной кислоты, они все равно бросились бы в нее, потому что Государь смотрел на них.