Бунтарство Сернуды проявляется и в отношении к религии: он защищает мирские наслаждения, противопоставляя их сухому пуританству испанского общества того времени.[6] Восторженный поклонник человеческой красоты — он воспевает ее во всех своих книгах, начиная с «Юного моряка» (1936 г.) и кончая «Поэмами о красоте человека» (1957 г.), — Сернуда в одном из юношеских стихотворений обращается к богу своих соотечественников:
С годами его примитивное эпикурейство перерождается в неизбывную экзистенциальную тоску, близкую к той, которую испытывал Унамуно, но почти всегда, однако, отмеченную тягой к красоте молодости и глубоким убеждением в необходимости сохранения человеческого достоинства, благородства, что, как это ни парадоксально, придает ему некоторое сходство со стоиками.
Иногда же, с присущей ему двойственностью, делающей его творчество богаче и глубже, Сернуда как будто бы верит в посмертную славу поэта и видит в смерти желанное убежище от нападок и пренебрежения соотечественников:
В краткой, но содержательной автобиографии, представляющей собой вступительную статью к третьему изданию книги «Действительность и желание» (под этим названием опубликованы стихи, написанные в период с 1924 по 1963 г.), Сернуда делает попытку объяснить причины такой двойственности. «Мои убеждения, — пишет он, — подобно легендарным колоколам затонувшего города, звонящим время от времени, частой своею сменою порой наводили меня на мысль, что и они, вероятно, были всего лишь моей легендой, моей фантазией. Иногда же мне казалось, что они существуют в моем подсознании. Так, после длительных периодов безверия, в минуты Sturm und Drang[8] — например, после гражданской войны или во время любовных страданий, о которых идет речь в „Поэмах о красоте человека“, — эти убеждения вновь появлялись на свет божий в соответствии с моими потребностями. И потому я спрашиваю себя: а не являются ли они всего лишь эгоистическим отражением моей потребности в них, не имея, таким образом, права называться собственно убеждениями?» Объяснение это напоминает другое, в поэтической форме высказанное в двух строчках из предпоследней книги Сернуды «Отсчитанные часы»:
Этот дуализм Сернуды, отмеченный, в числе прочих, и американским критиком Робертом К. Ньюменом,[9] перекликается с идеями двух выдающихся писателей современности — во-первых, с девизом Андре Жида «Во мне сходятся противоположности», а во-вторых, со словами Ф. Скотта Фицджеральда, высказанными в начале его потрясающей автобиографии «The Crack-up»:[10]«Признак интеллекта высшего порядка заключается в умении сосредоточиться одновременно на двух противоположных друг другу идеях, не теряя при этом способности мыслить». Решая комплекс проблем, с которыми сталкивается Сернуда как поэт и человек (отношение к родине и соотечественникам, ответственность писателя, проблемы, порожденные промышленным прогрессом, жизнью в изгнании и т. д.), он исходит из двойственного видения мира, которое состоит из двух посылок, не только различных между собой, но и прямо противоположных друг другу. Время от времени мы видим, как он переходит от первой ко второй и обратно, ни на одной из них не останавливаясь окончательно.
6
Октавио Пас очень точно говорит о Сернуде: «Трудно найти менее христианского по духу писателя среди тех, кто пишет на испанском языке». —