о его Петра, ни как тот, не издав ни звука, бросился на него, занося руку для удара. Подвела рана на ноге. Вместо того, чтобы вонзить Иккару нож прямо в сердце, Петр споткнулся, еле удержался на ногах и лишь полоснул его по плечу, после чего навалился на противника всем весом, не столько с тем, чтобы его побороть, сколько используя его, как опору. Они вцепились друг в друга и молча стали топтать траву, уже покрытую росой, пытаясь, один отцепиться, а другой не отпустить и, изловчившись, снова пустить в ход свое оружие. Наконец Иккар заметил рану на бедре Петра и ухитрился зацепить по ней ногой. Петр с диким воем упал но землю, и тут же, в отчаянном выпаде попытался ужалить его ножом в пах, но Иккар уже отпрыгнул назад. Он метнулся влево, вправо, а потом бросился прочь, напролом через кусты, оставляя поверженного Петра в одиночестве. - Стой! - кричал Петр ему в след. Ярость помогла ему вновь подняться на ноги, и он, сильно хромая, попытался бежать следом за ним; - Стой, гад! Половина моя! Моя! Имею право!.. Впереди раздался сильный всплеск, но Петр не услышал или не обратил на него никакого внимания. Поэтому берег Кедрона появился перед ним столь неожиданно, что он не удержался и шлепнулся в воду с небольшого обрыва. Течение тотчас подхватило его, завертело, закрутило, и вот уже Петр не видел берега, ни кустов. Вокруг была лишь журчащая вода и туман над ней. 16. Рыбаки и рыба. В месте, где Иккар бросился в воду, по причине широкой котловины, начинавшейся почти от самого моста, река замедляла свой бег. Вот почему Иккара, пока он плыл к противоположному берегу, снесло всего шагов на тридцать ниже по течению. Уставший и промокший до нитки, он, еле волоча ноги, выбрался на поросшую травой песчаную косу, да так и упал плашмя, силясь отдышаться. Его фальшивая борода отклеилась, обнажив гладко выбритый подбородок, и Иккар отбросил ее в сторону. Но передохнуть ему этим утром было не суждено. - Ну и ну, - услышал он: - Иван, ты только посмотри, что это тут к берегу прибило. Иккар оторвал голову от мокрого песка и увидел шагах в десяти, на фоне кустов ракиты, два человеческих силуэта, размытых туманом. - Это наверно рыбак, - издевательски предположил тот, кого назвали Иваном: - Где твоя рыба, рыбак? Много наловил? - Идем с нами, и мы сделаем тебя ловцом человеков, - подхватил его спутник, после чего оба довольно заржали и двинулись к Иккару. Судя по виду - это были натуральные разбойники. Заросшие, вооруженные до зубов, одетые во что попало. Причём детали одежды у них резко отличались по цене и по качеству. Здесь залатанные штаны соседствовали с шёлковой рубахой, а та, в свою очередь, контрастировала с давно не мытой шеей и золотой цепочкой с амулетом на ней. - Послушай, брат Яков,- сказал Иван своему спутнику, проходя мимо Иссы, к самой воде: - Хорошее место. - Хорошее,- равнодушно согласился Яков идя следом. Он был моложе брата и носил длинные тонкие усики, что, вкупе с узкими глазками и небольшой налысо бритой головой, делали его похожим на варвара с востока. - И с моста не видно, - продолжил Иван, оглядываясь по сторонам. - Хорошее место, - повторил он и повернулся к брату: - Здесь. - Здесь так здесь, - пожал плечами тот и, сунув два пальца в рот, заливисто свистнул. Пока Иван сидел на Иккаре, и, придавив его коленом, деловито, связывал ему руки за спиной, на сигнал Якова вдали откликнулся другой свистун, а пару минут спустя на берег вышли несколько человек. Трое из них, судя по внешнему виду - сообщники братьев, толкали впереди себя двоих, со связанными за спиной руками, с мешками на головах и верёвочными петлями на шеях. Обоих пленников, носивших доспехи имперских пехотинцев, усадили на землю. После этого разбойники опять скрылись в кустах. По знаку Ивана, мешок с одного из имперцев был снят и Иккар увидел, что это - Лонгин, красный от гнева, с наливающимся синяком под глазом, разбитым носом и кляпом во рту. Увидев, кто оказался его похитителем, он что-то замычал и пару раз дернулся, проверяя крепость верёвок. - Узнал, - констатировал Яков. - Ну что, дядя,- присел перед Лонгином Иван: - Не ожидал? Если бы взглядом можно было испепелять, он бы уже превратился в кучку праха, столько ненависти было в глазах имперца. - Догадываешься, что тебя ждёт? - спросил Иван, с улыбкой глядя на него и шёпотом, почти на ухо Лонгину, продолжил: - Око за око, зуб за зуб. Так нам деды завещали. И отцы. На последнее предложение Иван сделал особое ударение. Как бы в продолжение его слов, кусты вновь раздвинулись и на берегу опять появились три разбойника, которые привели сюда пленников. Только на этот раз они принесли на себе здоровенный, метров пяти, тёсаный из сосны, крест. Хакнув, “крестоносцы" скинули свою ношу рядом с Лонгином, но у того на лице не двинулся ни единый мускул. Сделав дело, разбойники уселись кругом и, достав кто откуда мятые куски лепешек, сыр и длинные полоски вяленого мяса, стали не спеша все это жевать, обрезая особо жёсткие места ножами. Яков с лопатой в руках подмигнул им: - Не погнушаюсь ради такого случая, - и, поплевав на ладони, принялся копать яму. - Ты может сказать чего хочешь? - спросил Иван: - Или попросить о чём? С этими словами он вытащил кляп изо рта Лонгина, готовый, впрочем, тут же засунуть его обратно. Однако тот не стал звать на помощь, лишь глубоко вздохнул и прокашлялся. - Ну со мной дело ясное, - сказал он сипло: - А он вам зачем? Лонгин кивнул на своего собрата по несчастью, всё ещё с мешком на голове, сидевшего неподалёку и дрожавшего мелкой дрожью. - От нас ещё ни один имперец живым не уходил, - ответил Иван: - Это наш с братом зарок после папенькиной смерти. Тут взгляд Лонгина остановился на Иккаре: - А он? Он же не имперец. - Он ещё хуже, - подал голос Яков: - Он вам продался. Шакал... - А если я вам скажу, что он тут не причём?.. - начал было Лонгин, но Иккар не дал ему договорить: - Перестань. Зачем им живой свидетель. Попадись им сейчас дитё, они бы и его не пожалели... Он сидел на песке и смотрел перед собой, время от времени, сплёвывая попавшие в рот песчинки. - Ну это смотря какое дитё, - гоготнул на его слова Иван: - Если б девка была, то может ещё и пожила бы. Верно ребята? Два его соратника, закончившие к тому моменту трапезу, промолчали, а третий, ковырявшийся ножом в зубах, промычал безразлично: - Н-ну. - Готово, - сказал Яков, вытирая рукавом лоб: - Можно пробовать. - А чего пробовать? - махнул рукой Иван: - Устоит, куда денется. А не устоит - подопрём. - Уж больно мне нетерпится, - пояснил он брату и другим членам шайки. Разбойники вдруг разом заговорили, поднялись со своих мест, схватили Лонгина и потащили к кресту. Положив имперца на сосновый шест, они стали привязывать его руки к перекладине: в локтях и запястьях. Лонгин не сопротивлялся, но, на всякий случай, ему снова заткнули рот кляпом. Один из разбойников достал из кожаной сумки на поясе деревянный молоток, два здоровенных ржавых гвоздя и передал всё это братьям. Молотком завладел Иван. - Куда? - заревел он на брата, который ткнул гвоздём в ладонь Лонгина: - В запястье устанавливай, дубина! Он размахнулся молотком, да так и замер... Прямо на глазах стемнело, поднялся сильный ветер. Из невесть откуда взявшейся тучи засверкали молнии, сопровождаемые раскатами грома. Затряслась земля, а на берег вдруг накатила волна в момент вспенившегося Кедрона. Да такая мощная, что крест, вместе с привязанным к нему Лонгином, подняло и потащило в реку, расшвыривая оказавшихся на пути разбойников. Иккара волна сбила с ног и тоже потянула за собой, но он, кашляя и отфыркиваясь, сопротивлялся как мог, поэтому остался на берегу в компании с выброшенной из недр реки рыбой и прочей живностью, вроде лягушек. Буря вмиг достигла своего апофеоза - молнии били беспрестанно, всё ближе и ближе. В их свете Иккар видел, как братья, сражаясь то с ветром, то с волнами, так и не дали реке унести их жертву. Как второй пленный имперец, сбитый ещё первой волной, упал на песок, его накрыло с головой, подтащило к самому берегу, и теперь он дёргался, пытаясь встать хотя бы на колени. Как другие разбойники бегали между снующими то на берег, то с берега, потоками воды и подбирали имущество, которое то и дело пыталась выкрасть у них река. Одна из молний ударила прямо в берег, неподалёку, и вот уже летят они в стороны, вместе с паром и брызгами, ослеплённые и оглушённые, с выпученными от ужаса глазами. Не только разбойникам - всем досталось, в том числе и Иккару, который от яркой вспышки и последовавшим за ней раскатом грома, на некоторое время ослеп и оглох. Все это сопровождалось странным и весьма болезненным ощущением судороги во всем теле. Поэтому он не сразу заметил, что внезапно ветер, как по мановению волшебной палочки, стих, причём абсолютно, река вошла в берега, и молнии все до единой погасли. От резкого контраста - то безудержный ураган с оглушительным грохотом, то вдруг полнейшее безветрие, у Иккара зазвенело в ушах. Хлюпнув носом, он вытер его о плечо и обнаружил на одежде кровавые разводы. В наступившем полумраке, туча-то никуда не делась и всё так же вилась над этим местом, клубилась и, казалось, наливалась гневом, чтобы вновь излить его на землю, Иккар увидел, что сцена, на которой разыгрывалось распятие Лонгина, не потеряла ни одного действующего лица. Братья Иван и Яков, намертво вцепившись в крест, лежали на нем у самой кромки воды, мокрые, в водорослях, перемазанные песком и илом. Остальные разбойники находились ближе к к