— Конечно нет, о легконогий, — сказал старый пилястрианин. — Мне стыдно за невежливых щенков.
Ретиф вынул из кармана небольшой фотоаппарат, начал щелкать затвором.
— Чума пусть поберет юнцов проклятых, — проворчал сторож. — Наглеют, негодяи, с каждым часом.
— Почему бы вам, взрослым, не усмирить их?
— Угнаться за юнцами невозможно, к тому же поведение их странно. В былые дни мы свято чтили старцев.
— Полиция…
— Ха! — торжественно громыхнул старый пилястрианин. — Достойных нет средь них, и до сих пор мы обходились силами своими.
— А почему ты считаешь их поведение странным?
— Они, к несчастью, вожаков избрали, и одного из них зовут Темнила. Боюсь, что заговор они готовят. — Он посмотрел в окно. — Юнцы идут, а с ними — мягкотелый.
Ретиф сунул фотоаппарат в карман, выглянул в окно. К избушке подходила группа юнцов во главе с гроачи, голову которого украшал причудливый разноцветный гребешок.
— Военный атташе из посольства гроачи, — задумчиво сказал Ретиф. — Интересно, что общего у него с юнцами? Какую новую пакость они готовят?
— Ты прав, они сошлись не для того, чтобы прославить наше государство. Беги, проворный, торопись, а я тем временем вниманье отвлеку их.
— Уже ухожу. Но только куда?
— Вот черный ход. — Сторож вытянул руку. — На наших берегах желаю отдохнуть тебе душою, — добавил он и подошел к двери.
— Спасибо, дружище, — сказал Ретиф. — Я тоже тебе этого желаю.
Он вышел во двор, остановился и, когда из избушки до него донеслись разгневанные голоса, зашагал к воротам.
Прошел час, наступил второй вечер третьего цикла. Ретиф вышел из технической библиотеки посольства, открыл дверь в свой кабинет, включил свет. На его столе под пресс-папье лежала записка:
«Ретиф! Вам надлежит присутствовать на дипломатическом обеде в первый вечер четвертого цикла. Состоится короткая, по, надеюсь, торжественная церемония назначения спонсора ССОРА. Это событие будет надлежащим образом отражено в прессе, так как, несмотря на занятую вами позицию, я пригласил журналистов из многих газет и журналов».
Ретиф фыркнул, посмотрел на часы: до приема оставалось совсем мало времени. Можно было успеть разве что доехать до дома на тихоходном пилястрианском транспорте, переодеться и вернуться обратно.
Выйдя из посольства, Ретиф сел в местный автобус, прошел назад, остановился на площадке, глядя на Бету — желтое солнце, поднимающееся над горизонтом. На море сейчас начался прилив, вызванный основным солнцем и тремя лунами; соленый воздух был свеж и прохладен. Ретиф поежился, поднял воротник куртки. Через полчаса, когда взойдет первое полуденное солнце, нечем будет дышать, но от этой мысли Ретифу не стало теплее.
В автобус вошли два юнца. Не глядя по сторонам, они решительным шагом направились к задней площадке. Ретиф внимательно посмотрел на них, отошел от поручней, чуть напряг мышцы.
— Ближе не подходите, дети, — громко сказал он. — На этой телеге куча свободных мест, а я хочу помечтать в одиночестве.
— Нас интересует некая пленка, — глубоким, отнюдь не юношеским голосом пробормотал юнец, шедший впереди. Двигался он неуклюже, фигуру его скрывал просторный, наглухо застегнутый плащ. Видимо, скоро ему предстояло стать взрослым.
— Я не люблю повторять, — сказал Ретиф. — Вы мне мешаете.
Два юнца подошли ближе; их узкие рты были перекошены злобой. Ретиф выставил ногу, зацепил ею за чешуйчатую голень юнца-переростка, сильно толкнул его в грудь. Неуклюжий пилястрианин взмахнул руками и свалился, как сноп. В ту же секунду Ретиф перескочил через его тело и спрыгнул с автобуса, в то время как второй юнец атаковал место, на котором Ретиф только что стоял. Землянин весело помахал рукой незадачливой парочке, вскочил в кузов первой попавшейся машины. Юнцы медленно вышли из автобуса и, повернув крохотные головы, глядели, как их предполагаемая жертва удаляется в неизвестном направлении.
Зачем им понадобилась пленка? Ретиф достал сигару, раскурил ее. Как бы то ни было, они опоздали. Пленка находилась в архиве посольства, снимки в фотокартотеке. Чертежи пассажирского лайнера, как выяснилось, были идентичны чертежам боевого крейсера Марк XXXV, использовавшегося Соглашателями двести лет назад. И хотя ведущие галактические державы никогда не взяли бы это старье на вооружение, в захолустье крейсер являлся силой, с которой нельзя было не считаться.
Но откуда эти двое узнали о пленке? Когда он снимал чертежи, в избушке, кроме сторожа, никого не было, а Ретиф мог бы поклясться, что старый пилястрианин ничего им не сказал.
Если, конечно, его не заставили…
Ретиф нахмурился, выбросил сигару за борт, подождал, пока машина замедлит ход у очередной лужи, соскочил на землю и пошел на верфь.
Дверь, сорванная с петель, была прислонена к стене. Ретиф заглянул в избушку. По всему было видно, что старик не сдался без боя.
След от мешка, который волочили по земле, — или нечто очень на него похожее, — начинался у черного хода избушки и заканчивался, как оказалось, у пакгауза.
Ретиф посмотрел по сторонам. Стоял полдень четвертого цикла, рабочие нежились в мелких водах пруда. Вытащив из кармана небольшой инструмент с несколькими лезвиями, Ретиф начал ковыряться в замке. Услышав щелчок, он приоткрыл дверь и осторожно зашел внутрь.
Перед ним лежали сваленные в кучу тюки. Ретиф включил потайной фонарик, расположенный в ручке инструмента, внимательно осмотрелся. Несколько тюков казались примятыми, рядом с ними на полу не было пыли. Не задумываясь, Ретиф полез наверх. В круглом углублении, образованном рядами тюков, лежали связки тряпья, а среди них — старый пилястрианин с мешком на голове.
Ретиф быстро спрыгнул вниз, перерезал веревки, стягивающие мешок, снял его, отбросил в сторону.
— Это я, дружище, — сказал он. — Незнакомец, который сунул нос не в свое дело.
Старик задрыгал кряжистыми ногами, попытался встать, вновь упал на кучу тряпья.
— Будь прокляты те колыбели, которые укачивали их, — проревел он. — Но помоги мне на ноги подняться, и отомщу я юному Темниле. Он от меня не скроется нигде. Я буду следовать за ним повсюду, найду в бездонной тине Моря Пыток, коль он надумает туда бежать.
— Как же я помогу тебе встать? Может, позвать кого-нибудь?
— О, нет. Коварные юнцы неподалеку. Я не хочу, чтоб ты расстался с жизнью.
— Сомневаюсь, что они пойдут на убийство.
— Ты плохо знаешь их. — Старый пилястрианин повернул голову. — Взгляни сюда. Будь кожа у меня чуть-чуть потоньше…
Ретиф посветил фонариком. Из глубокой царапины на шее старика сочилась пурпурная кровь. Раздался звук, напоминающий крик тюленя: пилястрианин тихонько рассмеялся.
— Предателем они меня назвав, пилили долго лезвием по шее, но тщетны оказались их попытки. Тогда они меня, как тюк, связали, мешок надели на голову старый и удалились, обещав вернуться с оружьем, чтобы жизнь мою забрать.
— С оружием? Я думал, оно запрещено…
— Их гений злой, тот самый мягкотелый, достанет негодяям что угодно. Он дьяволу огонь доставит в ад, коль выгоду почувствует свою.
— Опять гроачи, — пробормотал Ретиф. — Интересно, что ему нужно?
— Признаться должен я, о чужеземец, что я сказал, зачем ты приходил, пока не знал их замыслов преступных. Поведать я могу тебе о многом, но умоляю, помоги мне встать: воспользуйся стоящей здесь лебедкой.
Следуя указаниям пилястрианина, Ретиф зацепил его крюком за панцирь, привел лебедку в действие. Огромный старец медленно поднялся в воздух, затем начал опускаться, двигая руками и ногами, как краб клешнями. В нескольких сантиметрах от пола он сорвался с крюка, шлепнулся на живот и медленно поднялся на ноги.
— Благодарю тебя, о легконогий, — сказал он. — Отныне телочки чудесные мои принадлежат тебе в такой же мере, как мне, и это так же верно, как то, что Гонг меня зовут с рожденья.
— Очень приятно, Гонг. Меня зовут Ретиф. Я рад буду познакомиться с твоими дамочками, но в данный момент мне бы хотелось выбраться отсюда как можно скорее.