Горчаков молча смотрел в окно трамвая. В руках он держал сверток с нотами. Я сидел и с волнением думал о предстоящей встрече у профессора. Получается, что я требую экспертизы, а нужно совсем другое…
— Вы волнуетесь? — спросил я, когда трамвай вывез нас на мост лейтенант Шмидта. Профессор жил на Васильевском острове.
— Да, — признался он, улыбнувшись. — Попасть в ученики к Котельникову — мечта многих!.. Но это редко кому удается… Характер у него не дай бог!
Какой у него характер, я понял, как только переступил порог большой квартиры. Навстречу нам из дальней комнаты вышел полный лысый человек, сунул каждому по очереди руку и сердито сказал:
— Слушайте, молодой человек, вы, кажется, лейтенант? Так я понимаю?.. Вас вежливости учили?..
Я смущенно взглянул на Горчакова. Но профессор круто повернулся и пошел в комнату, в которой поблескивал большой черный рояль.
— Заходите, заходите! — нетерпеливо позвал он.
Я вошел, пропустив вперед Горчакова.
— Простите, профессор, — сказал я растерянно, — я не знаю, чем провинился.
— Не знаете? — усмехнулся он. — Какой-то чудак от вашего имени будит меня телефонным звонком в семь утра и спрашивает, можно ли сегодня прийти. Нет, вы подумайте, он не мог дождаться хотя бы девяти часов!.. Я не выспался, и у меня трещит голова!
— Это моя вина, профессор. Я попросил своего помощника позвонить вам, как только он встанет. А подъем в училище в семь утра. Вот он все и выполнил в точности. Простите меня, просто не сообразил…
— Ну ладно, — сказал он, — перейдем к делу.
С этого мгновения я перестал для него существовать. Он погрузился в беседу с Горчаковым. Подробно расспрашивал о преподавателе, который учил его пению. Сидя у старинного стола, на котором громоздились переплетенные в кожу толстые клавиры опер, я рассматривал комнату. Повсюду висели фотографии знаменитых артистов. А на стене, противоположной окну, из тяжелой бронзовой рамы на них смотрел портрет Глазунова.
Все в этой комнате говорило о слаженной, размеренной и основательной жизни. О том, что главное здесь — рояль, рабочий станок, за которым проходит жизнь этого человека.
Котельников был спокоен, нетороплив. Они вместе просматривали ноты. Лицо Горчакова взволнованно. Он словно забыл о моем существовании, ни разу на меня не оглянулся. А я даже был этому рад…
Сейчас Горчаков мне не подвластен. Я лишь свидетель, ничего не смыслящий в их большом разговоре.
— Ну, начинаем, — сказал Котельников. Он сел за рояль, разложив на пюпитре ноты. Горчаков, расстегнув воротник гимнастерки, встал рядом.
Первые аккорды! Знакомая песня — «Полюшко-поле…».
Горчаков пел свободно, придерживаясь одной рукой за край рояля, а другой обхватив пряжку своего ремня.
Едва он кончил, профессор переменил ноты.
— Ну, быстро! — скомандовал он. — «Выхожу один я на дорогу…» Начинаем!
Опять вступительные аккорды… Горчаков снова запел… Но почему-то в его глазах вдруг возникло выражение затаенной тревоги. Куда-то исчезли непосредственность и внутренняя свобода. Его рука напряглась, а пальцы судорожно вцепились в край рояля. Я взглянул на Котельникова. Он играл с профессиональной легкостью, но на его полном лице временами возникало выражение досады. Он был явно недоволен. Но чем?.. Я не слышал ни одной фальшивой ноты.
Вдруг Котельников резко, на полуфразе, оборвал игру и шумно встал.
— Хватит! — сказал он, вынул платок и вытер багровую шею. Горчаков стоял поникший, с серым от волнения лицом.
— Ну, вы собой довольны? — Котельников смотрел на меня, точно призывая в свидетели.
— Нет, — прошептал Горчаков.
Котельников подошел к окну, взглянул на голубей, круживших над крышами.
— Поражаюсь, — сказал он, — как можно так запустить голос? Где верхнее фа-диез?
Горчаков вздохнул и застегнул воротничок. Котельников вдруг повернулся ко мне и язвительно кашлянул.
— Зачем вы его ко мне привели?.. Я хочу знать, что вы хотите?..
Он стоял, широко расставив ноги и подтянув руки к груди, в позе боксера, готовящегося нанести удар. Я поднялся с кресла, сидеть мне показалось неудобным.
— Его заставляют петь в строю… — проговорил я виновато.
Он не дал мне закончить фразу.
— Это же преступление! — воскликнул он яростно. — Вы понимаете, что перед вами талант?.. Талант!.. — повторил он. — А как вы с ним обращаетесь?.. Вам нужен запевала!.. А стране нужен певец!