— Теперь, когда сдашь ему деньги, возьми у него расписку! — сказал я.
— Какую расписку? — испугалась она. — Он никогда не дает никаких расписок.
— Ну тогда войдем вместе, и ты при мне передашь ему деньги!..
— Хорошо, — прошептала Тоня, — а он ничего не заподозрит?..
— Ничего!.. Я совсем по другому делу! Иди вперед!.. Заходи первой!..
Тоня тихо всхлипнула, вытерла платком глаза и, выйдя из комнаты, быстро направилась к кабинету Коркина. У его двери она оглянулась на меня, я знаком показал — входи, и тотчас же устремился следом за ней.
Я вошел к Коркину в тот момент, когда она вручала ему ящичек с деньгами. Он бегло взглянул на меня, и, не пересчитай деньги, спрятал ящичек в сейф, прикрыл дверцу и только тогда грубовато спросил:
— Ну что, Березин! Опять ругаться пришел?
— Да нет, Борис Ефимович, — сказал я, — просто об успехах ребят поговорить хочется!
— Выбрал время! Иди лучше на концерт! Вот, возьми бесплатную контрамарку! — Он быстро проставил на бланке пропуска номер места, подписал и протянул. — А ты, Тоня, — на сцену!.. Да займись артистами — двое сукиных сынов эквилибристов опаздывают!..
Тоня убежала, мы даже не успели перекинуться с ней взглядами. Но как только за ней захлопнулась дверь, Коркин тяжело опустился на стул.
— Нам нужно поговорить! — сказал он, усмехнулся и, откинув левой рукой дверцу сейфа, вынул ящик с деньгами и небрежным движением водрузил на стол. — Так сколько здесь денег?.. Приятно, что у нас в клубе появился свой счетовод!.. Общественник!.. — добавил он, иронически помолчав.
Неужели Тоня успела ему сказать?! Нет, нет! Тогда как же он узнал? Он внимательно следил за выражением моего лица.
— Да, сосчитал! — ответил я, решив, что теперь самое правильное — наступать!
— Спасибо!.. Спасибо!.. — сказал он. — С этого дня я всегда буду вас приглашать! Вы избавите меня от необходимости самому заниматься нудным делом!..
В том, что он перешел на «вы», в самом тоне, спокойном, даже чрезмерно спокойном, таилась угроза.
— Может быть, позволите спросить, — продолжал он, сверля меня взглядом, — чем именно я обязан такому вашему исключительному вниманию?
Ах вот как? Значит, ты все-таки боишься!
Не могу отказать себе в удовольствии лишний раз прикоснуться к делам клуба. Некоторые его работники все время обвиняют меня в том, что я им мешаю!
— И вы решили таким оригинальным образом снять с себя обвинения?..
Чем же ему ответить? И вдруг я говорю то, о чем мгновением раньше и не думал:
— А я, Борис Ефимович, не только сосчитал деньги… Я также собрал у зрителей довольно много проданных билетов!
Как только я это произнес, его взгляд испуганно метнулся к сейфу, потом опять на меня, но уже потускневший; он сам как-то сразу растерял наглость.
— Березин, сколько тебе лет? — тихо, но уже совсем иначе спросил он.
— Двадцать три!
— А моей дочери уже тридцать пять!.. Я прожил большую и трудную жизнь! Всякое в ней бывало! — Он помолчал, бесцельно водя ладонью по краю стола. — Пойми меня, Березин!.. — Он снял очки, долго протирал их платком, и я видел, как дрожат его руки.
Я молчал, и он по-своему истолковал мое молчание.
— Ты молод! Тебе надо получать высшее образование! Не все могут поступить в академию. А я тебе помогу!! Муж моей дочери профессор! Заведует кафедрой в институте.
— Его фамилия Анохин?
— Анохин, — повторил он механически, — Николай Иванович! Милейший человек! Он тебе все сделает!..
Я молчал. Коркин протянул руку.
— Отдай билеты!..
— А с какого года вы в партии, Борис Ефимович? — спросил я, мучительно думая о том, как же мне теперь трудно будет встретиться с Лукиным.
— Я беспартийный. И никогда в партию не вступал, — сказал Коркин, и помолчав, добавил: — К сожалению!..
Я поднялся.
— Ну, что же ты! — воскликнул Коркин. — Отдай билеты!..
Он хотел меня удержать, но я обошел его стороной и хлопнул за собой дверью. Я не пошел собирать билеты, да и сразу же забыл о них. Я вообще больше не думал о Коркине. Мне не давали покоя мысли о Лукине и о той рекомендации, которая лежала в моем кармане. Как же с ней поступить?
Только поздно вечером, усталый, я поднялся на свой этаж. Я знал, что Лукин не спит, ждет меня, хотя не видел окон, так как приблизился к дому с другой стороны.
Но я не зашел к Лукину, как это бывало всегда, когда возвращался позднее его.