Возможна и обратная интерпретация: предоставляя сообществу 9 мая квазиэкстерриториальное пространство для празднования Дня Победы по советским традициям, Германия создает отдушину: «русские» могут почувствовать себя победителями и ощущать уважение общества к собственной семейной истории и взгляду на историю. Такое выпускание пара в конечном итоге способствует интеграции, т. к. сглаживает возникающие в ее ходе противоречия.
На самом деле выбор «интеграция или пятая колонна» — это ложная альтернатива, предполагающая неизменность мемориального мейнстрима, который «новоприбывшие» могут либо принять, либо отвергнуть. Однако взаимодействие не является односторонним: так же как память о войне на протяжении истории ФРГ все время менялась, в результате нового миграционного потока она снова преображается.
Процесс возникновения гибридной постмигрантской памяти о войне в Германии усложняется тем обстоятельством, что выходцы из бывшего СССР, взаимодействуя с мемориальной культурой ФРГ, не только исходят из опыта участия в праздниках советского времени, но и реагируют на изменение коммеморативной культуры в современных постсоветских странах. Исследователи миграции давно указывают на то, что в современном мире она редко приводит к возникновению статичных сообществ иммигрантов — «этнических меньшинств». Гораздо чаще в результате миграции развивается трансмигрантский образа жизни: «эмигранты» потребляют продукты питания, книги и телевизионные программы, произведенные на родине, проводят в родной стране лето или ездят туда на учебу, по работе и т. д. Это в полной мере относится и к русскоязычным жителям сегодняшней Германии. Такие поездки, с одной стороны, стали частью обыденной жизни. С другой стороны, они играют важную роль для поддержания и переосмысления семейных, этнических и национальных традиций, становятся источниками для «мигрантской литературы» и других постмигрантских автобиографических нарративов и т. п. Подобные визиты давно описаны исследователями диаспор и туризма на примере множества различных сообществ во всем мире[19]. В фокусе их внимания зачастую оказывается «возвращение» к значимым для семейной или национальной истории местам, в том числе разного рода святыням. Такие поездки порой описываются как (религиозные или светские) паломничества. Подобные визиты осуществляют и русскоязычные жители Германии — в поисках корней или аутентичности они отправляются, в частности, к военным памятникам и захоронениям на территории бывшего СССР. (Особую роль для людей еврейского происхождения здесь играют места массового убийств евреев и памятники жертвам Холокоста. Опыт германской мемориальной культуры, в которой Холокост, в отличие от публичной культуры постсоветских стран, имеет огромное значение, меняет рамки восприятия и заставляет во время посещения родины целенаправленно искать ранее незамеченные места[20].)
Вместе с тем открытие границ обусловило и другое явление, в которое вовлечены жители собственно постсоветского пространства: трансграничный военно-мемориальный туризм, тоже зачастую принимающий форму светского паломничества.
Туризм и война тесно переплетены между собой как минимум со второй половины XIX в.[21] Особую популярность туристические поездки к зарубежным местам сражений и захоронений обрели после Первой мировой войны.
Количество новобранцев со всего мира, погибших в 1914–1918 гг. на полях сражений вдали от своей родины, во многие разы превысило число жертв предыдущих межгосударственных войн. Тела павших солдат в подавляющем большинстве не были возвращены на родину. Решения об этом принимались не только из соображений логистики. Так, свежесозданная Имперская комиссия по воинским захоронениям запретила перевозку останков в Великобританию в интересах общественного согласия: дорогостоящую репатриацию смогли бы позволить себе только привилегированные семьи[22]. Вместо этого вблизи мест боев во Франции и Фландрии установили воинские кладбища и мемориалы. Путешествия к ним вскоре стали совершать родственники и друзья погибших. Аналогичные практики стали развиваться и во многих других странах. Особо интересен случай Австралии. Сама служба в британской армии (исключительно добровольная) стала для многих жителей далекой колонии единственной возможностью увидеть мир[119][23]. Более 60 тысяч из них не вернулись ни живыми, ни мертвыми, и вскоре вся Австралия покрылась кенотафами. Когда, спустя поколение, туристические поездки стали более доступными для широкого круга австралийцев, места гибели земляков на Западном фронте и особенно на Галлиполийском полуострове вошли в число наиболее популярных пунктов туристических маршрутов. Не в последнюю очередь благодаря таким поездкам Галлиполи в представлении жителей Австралии (а также Новой Зеландии) стал тем местом, где их страна сформировалась как самостоятельная нация[24].