Казалось, гибель памятника была предрешена. Еще несколько дней или, быть может, даже несколько часов - и бронзовые скульптуры, украшавшие Новгородский кремль, разделили бы судьбу знаменитой статуи Самсона, Янтарной комнаты и других ценностей, похищенных оккупантами при осаде Ленинграда и пропавших бесследно.
Уже отошли от платформы новгородского вокзала вагоны, увозившие литые фонари и решетку, окружавшие памятник, - судьба этих прекрасных образцов русского литья неизвестна и по сей день. Но основного враг не успел.
...20 января 1944 года наша армия освободила Новгород. Страшное зрелище запечатлели линзы фотоаппаратов. У подножья оскверненного памятника в трагически неестественных позах лежали запорошенные снегом бронзовые фигуры. В разбитые купола соседнего Софийского собора смотрело низкое зимнее небо.
Мимо белокаменной Софии,
Волховские кинув берега,
Я и сам прошел тогда впервые
Городом, отбитым у врага.
На кремлевской площади в сугробах -
Витязей поверженных тела...
Их пытал тупой немецкий обух,
Грызла и калечила пила.
Но жива, жива литая бронза.
Хмуро смотрит Петр за горизонт,
Будто видит накрененный косо
К Гангуту идущий галиот...
Нет, ничем нельзя убить победу!
Снова новгородские полки
На закат по вражескому следу
Двинулись от Волхова-реки -
(Так свидетельствовал о тех днях известный поэт П. Н. Шубин.)
За время оккупации Новгорода из 2532 домов было разрушено 2508. Эта чудовищная статистическая справка не требует каких-либо пояснений. По существу город нужно было строить заново. Весь город.
Возрождение древнего Новгорода началось тотчас же. Вся страна помогала новгородским строителям. Советское правительство нашло возможным выделить в военное лихолетье средства, необходимые для неотложных восстановительных работ. И в числе первых (если можно так выразиться!) строительных объектов разоренного Новгорода стал памятник «Тысячелетие России». В этом деянии, совершенном скромно, как нечто само собой разумеющееся, сказалось величие духа сынов нашей земли: нельзя строить будущее, не озаботясь сбережением прошлого.
И вот уже 2 ноября того же 1944 года памятник «Тысячелетие России» был восстановлен. В этот день на площади в виду стен древнего Софийского собора состоялось скромное, но достойное торжество: открытие памятпика. Еще шла войпа. Еще лежали в развалинах новгородские дома, и много, нескончаемо много накопилось срочных и важных дел, но памятник уже возвышался в центре города.
Ныне все больше и больше любознательных людей со всех концов страны совершает паломничество в Новгород. И все они - все без исключения - осматривают памятник «Тысячелетие России». Во всякий час у гранитного колокола, одетого в бронзу, собираются люди - молодые и пожилые, группами и в одиночку... Они неспешно обходят монумент и пристально, внимательно рассматривают возвышающиеся на постаменте фигуры. Открытки с видами памятника выпускаются бесчисленными тиражами и расходятся по всей стране. Нет книги или путеводителя о Новгороде, где бы не нашлось изображения этого памятника.
Популярность эта есть выражение народного признания памятника, его большого исторического и художественного значения.
Но, к сожалению, сегодня не все хорошо знают о его создателе. А между тем творения этого художника имеют поистине общенациональную известность. И говоря о памятнике «Тысячелетие России», нельзя не помянуть добрым словом его создателя.
Микешин родился 9 февраля 1836 года в самом центре России - на Смоленщине, в селе Максимовна, что близ города Рославля. Отец его, Осип Егорович, занимался торговлей. То был отчаянный, отважный человек. Во время Отечественной войны 1812 года он воевал в знаменитом партизанском отряде Фигнера, был отмечен наградами. Капиталов он себе, однако, не составил и умер, когда его сын Михаил едва подрос. В наследство будущий художник ничего не получил от своего отца, кроме доброго имени. Жил он, как жили все его деревенские сверстники в том певучем, привольном краю. Но с детства таилось в нем нечто такое, что выделяло его среди всех. Это талант художника. Михаил Микешин учился рисовать у местного иконописца Тита Андронова. Нам ничего не известно об этом его первом учителе. Но позволительно предположить: не от русского ли народного искусства воспринял одаренный мальчик гордость за величие своей отчизны? Не здесь ли, в Смоленской земле, что веками первой встречала чужеземного врага, не на этой ли земле запала в его сердце гордость за свой народ и ратные его подвиги?
Способности юного Микешина заметил соседний помещик. В 1852 году он на свои средства отправил шестнадцатилетнего Михаила в Петербург в Академию художеств. Михаил выдержал испытания и был принят в академию. Он стал учиться в классе батальной живописи у профессора Б. П. Виллевальде.
Итак, вместо скромной деревни Максимовки - гранитный берег Невы и блестящий Румянцевский обелиск, что стоит рядом с академией, - так волшебно изменились декорации на жизненном пути Микешина. Скольким молодым талантам отравил душу воздух столицы, сколько их потеряло свое призвание в лабиринтах чужих мнений, проповедуемых самоуверенно и шумно. Но, видно, в юном Микешине заложен был здоровый п крепкий дух: он не растерялся в столичной суете, он искал свой путь в искусстве, много работал.