Евмений
Речь Евмения о восстановлении школы ораторского искусства в Августодуне была произнесена весной 298 г. Все наши сведения о ее авторе почерпнуты только из текста самой речи (гл. 1 и 17). Мы узнаем, что он не являлся профессиональным судебным оратором, а, подобно своему деду, о котором он упоминает, был преподавателем ораторского искусства; впоследствии он занимал должность управителя делами при императорском дворе (magister memoriae).
После бесконечной смены кратковременных правителей (от смерти Кара-каллы в 217 г. до принятия власти Диоклетианом в 285 г.) начался более спокойный период так называемого «четверовластия» (тетрархии) и укрепления военной мощи империи. Диоклетиан назначил своим соправителем Максимиана, получившего тоже титул императора, а в 292 г. они совместно назначили своими помощниками Констанция Хлора и Максимиана Галерия, получивших титул «Цезарей». Все четыре правителя взялись энергично за наведение порядка, особенно в пограничных областях: в 295 г. Констанций Хлор отвоевал Галлию от батавов и франков, в 296 г. Диоклетиан усмирил Египет, в 297 г. Галерий успешно воевал с персами, в 298 г. Максимиан — с маврами в Африке. Все эти события отразились в речи Евмения (гл. 21). Констанций Хлор, наиболее образованный из тетрархов, проявил интерес и к вопросам культуры и пожелал восстановить риторическую школу в галльском городе Августодуне (ныне Отён). Ее «ректором» и стал Евмений. Все обстоятельства и условия его назначения ясно изложены в самой речи.
Речь Евмения, произнесенная им перед префектом Лугдунской (Лионской) области, представляет интерес как документ эпохи, весьма тяжелой для Рима, и дает некоторое представление о состоянии образования в поздней империи. Она была включена в сборник «Латинских панегириков», точное время составления которого неизвестно. Кроме речи Евмения, в сборник входят еще 11 речей, преимущественно галльских ораторов III — IV веков. Среди этих однообразных славословий речь Евмения наиболее интересна именно тем, что в ней имеется значительно больше конкретных данных, чем в других речах, хотя и она страдает повторениями и преувеличенностью похвал правителей.
Речь о восстановлении школы ораторского искусства в Августодуне
1. Я уверен, о высокочтимый муж, что не только тебя, изощренного во всех видах ораторского искусства, но и всех, здесь присутствующих, удивляет то, что я, с самых юных лет до нынешнего дня никогда не выступавший перед таким собранием и всегда предпочитавший проявлять мое скромное дарование, развитое упорным трудом, не на форуме, а в частной жизни, теперь, так поздно, вдруг решаюсь взойти на трибуну, в столь непривычной для меня обстановке; хотя это седалище правосудия всегда представлялось мне самым подобающим местом, чтобы добиться своей цели и словом и делом, однако недоверие к своим силам до сего времени удерживало меня от выступлений, и даже теперь, когда я намерен произнести речь, не имеющую ничего общего с судебными речами, я испытываю смятение, связывающее мне язык.
2. Чтобы не вызвать в умах слушателей недоумения и не подать повода к ложным слухам и чтобы та просьба о восстановлении Менианской школы[149] на моей родине, которую я счел нужным высказать сам, а не поручать кому-либо другому, не заставила ожидать от меня чего-то для меня непосильного, я заранее хочу предупредите что моя речь вызвана особыми обстоятельствами, что ее содержание тесно связано с моими основными занятиями, что я не имею никаких притязаний стяжать славу, являющуюся уделом других, и не намереваюсь таким путем проникнуть в чуждую мне коллегию судебных ораторов. Я не столь несведущ и не столь самоуверен, чтобы не знать, как велика разница между боями на форуме и нашими скромными учебными упражнениями: там, у нас, природные дарования оттачивают свое оружие, здесь сражаются им; там — подготовка к битве, здесь сама битва; здесь бьются, так сказать, дрекольем и камнями, там — оружием, начищенным до блеска; здесь похвалы выпадают на долю оратора, как бы покрытого потом и пылью, там — на долю самого изящного и нарядного. Если бы тот и другой поменялись местами, то один был бы испуган звуком труб и громом оружия, другой — разочарован призрачностью своего триумфа.