12. Я полагаю, что при получении какого-либо вознаграждения самым ценным является то, что нас признали достойными его получения, между тем как использование доходов на свои нужды — каким бы путем, хорошим или дурным, эти доходы ни были получены, — дело обыденное и несущественное; а вот заслужить честным путем значительное вознаграждение и при этом быть готовым от него отказаться, — это и значит получить настоящую прибыль. Ведь ни сирийский, ни индийский купец, ни торгаш с Делоса не стремятся к подобной поистине неоценимой награде, и лишь в руках немногих людей богатства свидетельствуют о внутренних достоинствах их владельцев. Подлинная ценность награды заключается именно в том, что никто не может подумать, будто мы добивались ее с целью наживы. Этого можно достичь только одним путем: то, что тебе дано, считать своим доходом, иметь возможность по своему усмотрению располагать полученным и — отказаться от него, чтобы принятием вознаграждения доказать свое усердие, а отказом от него — свое бескорыстие.
13. И если храбрейшие мужи, выступая на священных состязаниях, с величайшими трудностями и даже с опасностью для жизни добиваются венка и провозглашения своего имени, как победителя, то неужели я, которого наши великие правители своим собственным божественным словом и своим высочайшим посланием сочли достойным руководить обучением юношества, не сумею оценить этого выше, чем если бы мое имя возвестили глашатаи всего мира? Неужели не отнесусь к этому с большим уважением, чем к лавровому венку? Это послание, о высокочтимый муж, вот оно; так разреши же мне... Конечно, мне не следовало упоминать об этом, священном для меня послании, если мне не будет дозволено прочесть его вслух; ибо по прочтении его всем станет ясно, насколько законно мое горячее стремление посвятить свои усилия не только самим наукам, но и восстановлению храма и обиталища наук.
14. "Наши друзья галлы и их дети, находящиеся ныне в Августодуне и обучающиеся там наукам и искусствам, равно как и само юношество, радостно и единодушно приветствовавшее меня, Констанция Цезаря, при моем возвращении из Италии, вполне заслуживают, чтобы мы пожелали проявить заботу о их успехах. Какую же иную награду можем мы даровать им, кроме той, которую судьба не может ни подарить, ни отнять? Поэтому мы приняли, как наилучшее, решение поставить во главе школы, осиротевшей после смерти своего наставника, тебя, чье красноречие и чьи нравственные достоинства мы имели возможность оценить, когда ты управлял нашими делами. Поэтому, сохраняя за тобой все преимущества этой твоей должности, мы предлагаем тебе вернуться к преподаванию ораторского искусства в том городе, который, как тебе известно, мы намерены возродить в его прежней славе, и посвятить себя воспитанию юношества, побуждая его ревностно стремиться к достойной жизни. Не думай, что эти обязанности в чем-либо умаляют твое достоинство, заслуженное тобой на прежней должности, ведь всякая благородная деятельность не умаляет, а возвышает достоинство. Посему согласно нашей воле тебе будет выплачиваться из государственных средств содержание в размере 600 000 сестерциев, дабы ты понял, что наша благосклонность сумела оценить твои достоинства. Будь здоров, любезнейший нашему сердцу Евмений".
15. Не кажется ли тебе, о высокочтимый муж, что когда наши великие правители обратились ко мне с таким предложением, то не только мой ум, дотоле праздный, воспрянул и устремился к своим прежним занятиям, но что даже стены и кровли нашей старой школы как бы вновь восстали из праха? Мы слыхали, что песни Амфиона и сладкие звуки, извлекаемые из лиры ударами его плектра, приводили в движение камни, которые, следуя за напевом и останавливаясь, когда он умолкал, добровольно воздвигали стены, как бы повинуясь руке мастера; но могут ли сравниться его напевы с этим посланием императоров и цезарей, в котором заключена такая движущая сила, что она вдохновляет все сердца и пробуждает в них рвение совершить намеченное дело? Те, кто мог бы приказывать, снисходят до "предложения"; между тем, как изъявления их воли, даже молчаливые и отражающиеся только в выражении лица, имеют ту же силу, как воля всемогущего Отца богов, чье одно мановение утверждает его замысел и повергает в трепет весь мир, они смягчают мощь своего приказа благожелательным убеждением. О, сколь вдохновляет меня их похвала, когда они говорят о моих испытанных нравственных качествах и ораторских способностях и когда полностью сохраняют за мной, преподавателем красноречия, все преимущества моей почетной должности в императорском дворце! Это божественное благоволение столь чарующе действует на меня, что, даже если бы я был ранее лишен всяких признаков разума, оно направило бы меня и вразумило, ибо если столь высокие властители осыпают человека такими похвалами, то это может не только возродить в нем ораторское дарование, а даже сделать его оратором, если он ранее им не был.