2. Я сделал .все это в надежде, что болезнь, с которой я буду бороться, довольствуясь лишь скромной пищей и водой для питья, если не совсем уймется, то, во всяком случае, на довольно продолжительный срок ослабит свой натиск. Так случилось тогда, что я дольше обычного хорошо себя чувствовал и выглядел бодрым, до такой степени, что даже защищал перед тобой два довольно запутанных дела своих друзей. Но после этого болезнь вспыхнула с огромной силой, которая показала, что все мои надежды были напрасны...
Письмо 9
1. ...скромность моих друзей позволила мне не домогаться у тебя чего-либо чрезмерно... По моей просьбе ты возвысил положение римского всадника Секстия Кальпурния, жившего со мной, даровав ему уже две прокуратуры. В этом добром деле с двумя прокуратурами я вижу четыре знака милости: два, когда ты их даровал, и два, когда ты принял отказ от них.
2. Вот уже в течение двух лет я смиренно прошу у тебя за моего друга Аппиана,[269] с которым меня связывает старинное знакомство и обычаи почти ежедневных совместных занятий. Я уверен и даже осмелился бы утверждать, что он проявит ту же скромность, что и мой Кальпурний Юлиан.[270] Ибо он желает достичь этой чести ради украшения своей старости, а не из-за честолюбия или прокураторского жалования.
Когда я первый раз просил за Аппиана, ты выслушал мои просьбы так благосклонно, что я имел право надеяться.
В прошлом году ты ответил на мою просьбу с еще большей благосклонностью и даже любезно, но когда по моей просьбе ты отдал прокуратуру Аппиану, выступила целая толпа судебных защитников, добивающихся того же. Помнишь также, кого из уроженцев Греции ты назвал охотно и с радостью. Но надо особо принимать во внимание старость и осиротелость, облегчить которую нужны утешения. Я осмелился бы добавить, что исключительная честность и порядочность одного из этих двух хороших людей ставит его несколько впереди другого; я говорю об этом с такой легкостью, потому что имени того человека, которому я предпочитаю своего друга, я не назвал.
3. Наконец, я сказал бы тебе то, что побуждает меня сказать моя прямота и правдивость, а также и уверенность в моей любви к тебе: конечно, справедливее было бы, чтобы он добился своего благодаря мне. Но помни также, господин император, когда он будет домогаться по моему примеру, что я этого домогался два года. Стало быть, и ему также, если тебе так угодно, пусть будет это дано через два года. Он поступит по моему примеру, если сам же попросит у тебя и разрешения отказаться от должности.
Переписка с Луцием Вером. Книга I
Фрагм. 2
1. Моему господину.
...То, что ты мне приказываешь, было бы, может быть, и хорошо, да поздно; ибо возраст выносит уже не все, чего требует разум.
Разве ты заставишь лебедя в его последней песне подражать крику ворона?..
Ты ведь не принудил бы меня действовать против своей природы, плыть, как говорят, против течения, если это расходится с моими природными наклонностями.
Что сказал бы ты, если бы кто-нибудь потребовал, чтобы Фидий изображал гимнастические игры, а Канах — статуи богов, или Каламид — изящные статуи, а Поликлет — грубые? Или если бы он приказал Паррасию рисовать разными красками, а Апеллесу — одной, Неалку — изображать дела замечательные, а Протогену — незначительные, Никию — картины загадочные, а Дионисию — ясные и понятные, Евфранору — что-нибудь игривое, а Павсию — печальное?[271]
2. А среди поэтов — кто не знает, как скуден украшениями Лу-цилий, сух Альбуций, возвышен Лукреций, умерен Пакувий, неровен Акций и многообразен Энний?[272]
Историю также все писали по-разному: Саллюстий — стройно, Пиктор — беспорядочно, Клавдий — мило, Антиат — без изящества, Сизенна — растянуто, Катон — употребляя многосвязанные выражения, а Целий — одиночные слова.[273]
Выступая с речью в народном собрании, Катон был сух, Гракх — страстен, Туллий — изобилен; но зато в судебной речи тот же Катон бушевал, Цицерон — торжествовал, неистовствовал Гракх и шумно спорил Кальв.[274]
3. Но, может быть, ты отнесся бы с пренебрежением к этим примерам. Что ж, пускай.
Но разве сами философы не обладали каждый своей манерой речи?
Никто не мог быть более полным в изложении, чем Зенон, более искусным в аргументации, чем Сократ, более склонным к порицанию, чем Диоген. Трудный для понимания Гераклит все обволакивает своей темнотой; вызывающий удивление Пифагор все освящает таинственными знаками; колеблющийся Клитомах все подвергает сомнению.
270
Секстий Кальпурний Юлиан упоминается в «Дигестах» (XL, 1, 8, рескрипт Антонина Пия к Кальпурнию), в письме Фронтона к Веру (II, 1) и у Капитолина в «Жизнеописании Марка Антонина» (гл. 8). Видимо, это один из учеников Фронтона, которые жили с ним, как, например, два сына Сардия Сатурнина, упоминаемые в письмах Фронтона «К друзьям» (I, 9; I, 10).
271
О Фидии см.: Дион Хрисостом, речь 12, примеч. 1. Канах происходил из Сикиона, художественная школа которого славилась изображениями атлетов. Афинянин Каламид был известен изображением лошадей, сикионец Поликлет — изображением человеческого тела; он установил систему пропорций, по которой ваялось тело. Все эти скульпторы работали в V в до н. э. Паррасий — знаменитый греческий художник из Эфеса (середина IV в. до н. э.) (Известно его состязание с другим знаменитым греческим художником Зевксисом, которого он сумел ввести в заблуждение мастерски нарисованной занавесью); Апеллес — уроженец Коса, прозванный в древности царем художников. Работал в последней трети IV в. до н. э.. Особенно знаменита его «Афродита Анадиомена», где богиня была изображена выходящей из воды и отжимающей волосы. Картины Апеллеса отличались необычайной грацией и высокой техникой исполнения; он — один из тех греческих художников (Плиний, XXXV, 50), которые использовали лишь четыре краски (об употреблении красок древними художниками см. Плиний, «Естественная история», XXXV, 30 — 50). Неалк — художник III в. до н. э., работавший в Египте, при дворе Птолемея III; была известна его картина, изображающая лошадь с пеной у рта и человека, стегающего ее кнутом. Как художник он не достиг полной естественности исполнения (Плиний, XXXV, 104, 142). Напротив, Протоген, друг и соперник Апеллеса, работавший на Родосе, отличался тонким, художественным исполнением (Плиний, XXXV, 81 — 83; 101 — 106); свою самую знаменитую картину — охотник Иалис с собакой — Протоген писал семь лет. Никий — художник второй половины IV в. до н. э., родом из Афин, мастер живописи восковыми красками (энкаустики); славился также умением изображать животных. Дионисий — художник из Колофона, ближе неизвестный. Евфранор — художник и скульптор из Колофона, работавший в Афинах в 60-е годы IV в. до н. э.; Плиний описывает его картину «Безумие Одиссея» (XXXV, 128 — 129). Павсий — художник из Сикиона (вторая половина IV в. до н. э.). Работал восковыми красками; с большим изяществом изображал преимущественно детей и цветы.
272
Луцилий (180 — 102 гг. до н. э.) — латинский поэт-сатирик, принадлежал к кружку Лелия и Сципиона Младшего; основоположник жанра сатиры в римской литературе. Альбуций — римский сатирический поэт, современник Луцилия; стихи его не сохранились. Марк Пакувий (219 — 132 гг. до н. э.) и Луций Акций (170 — 94 гг. до н. э.) — римские поэты, считавшиеся классиками римской трагедии; их пьесы — преимущественно переложения из Софокла и Еврипида — не сохранились. Энний (239 — 184 гг. до н. э.) прославился как автор исторического эпоса «Анналы», но писал также и трагедии, и комедии, и сатиры, и философские, и панегирические стихотворения.
273
Квинт Фабий Пиктор (вторая половина III в. до н. э.) — первый римский историк, описавший на греческом языке события со времен Энея до своих дней. Квинт Клавдий Квадригарий (вторая половина II в. до н. э.) — автор римской истории (в 23 книгах) с галльского нашествия и до своих дней; сухой, архаический язык Клавдия, видимо,. нравился Фронтону, страстному поклоннику древней литературы. Квинт Валерий Антиат (конец II — начало I в. до н. э.) — автор 75 книг римской истории с первобытных времен до своего времени. Луций Корнелий Сизенна (начало I в. до н. э.) — оратор и историк, приверженец Суллы. Марк Порций Катон, по прозванию Старший, или Цензор (234 — 149 гг. до н. э.) — государственный деятель, оратор, историк, писатель-дидактик; его история Рима и Италии в семи книгах носила название «Начала». Для римлян позднего времени, а в особенности для Фронтона, Катон — воплощение древней римской доблести. Луций Целий Антипатр (вторая половина II в. н. э.) — историк, учитель оратора Л. Красса, автор истории Второй Пунической войны; по свидетельству Цицерона, он один из первых стал заботиться с красоте изложения. Все сочинения этих историков утрачены.
274
Гай Семпроний Гракх — (153 — 121 гг. до н. э.) — знаменитый римский политический деятель-демократ и оратор; речь его отличалась необыкновенной страстностью. Лициний Кальв (82 — 47 гг. до н. э.) — оратор-аттикист и поэт-неотерик, друг Катулла. Туллий — Марк Туллий Цицерон.