Если у тебя, случайно, есть отобранные письма Цицерона, целиком или в отрывках, одолжи их мне или укажи, какие, по твоему мнению, я должен прочесть прежде всего, чтобы научиться лучше владеть языком.
Письмо 5
Моему господину.
Вот уже пять дней, как болезнь охватила все мои члены, в особенности же, шею и живот. Насколько я помню, я выбирал из писем Цицерона только те, в которых содержалось какое-нибудь рассуждение или о красноречии, или о философии, или о государстве; кроме того, если что-нибудь, как мне казалось, сказано особенно изящно или остроумно, я это также выписывал. Те выдержки, которые были у меня под .рукой, в употреблении, я послал тебе. Три книги — две к Бруту, одну к Акцию — ты прикажешь переписать, если тебе это покажется полезным, и пришлешь мне обратно, так как никаких копий с них я не делал. Я считаю, что все письма Цицерона надо прочесть, по моему мнению, даже скорее, чем все его речи. Нет ничего совершенней писем Цицерона.
Письмо 7
Моему учителю.
Господин мой брат желает, чтобы я или ты как можно скорее прислали ему речи. Я предпочел бы, чтобы послал их ты, поскольку они у тебя под рукой, а те копии, которые у меня были, я послал тебе. В скором времени я изготовлю другие.
Письмо 8
Моему господину.
Ты еще раз, как и в других случаях, проявил ко мне свое доброе расположение — захотел, чтобы я сам послал твоему брату, нашему господину, речи, которые он пожелал, и тем самым заслужил его милость. По своей воле я присоединил к ним третью речь, за Демострата Петилиана,[309] о которой написал следующее: "Я присоединил также речь за Демострата, но, когда я показал ее твоему брату, он сказал мне, что к Асклепиодоту, который обвиняется в этой речи, ты относишься вполне одобрительно. Как только я об этом узнал, я, конечно, сразу же позаботился о том, чтобы уничтожить речь. Но она уже ходила по рукам так широко, что уничтожить ее было невозможно. Что мне остается делать после этого? Что, спрашиваю я, мне делать? Конечно, ничего, кроме того, чтобы сделать Асклепиодота, заслужившего твое одобрение, своим лучшим другом, таким же, каким, клянусь Геркулесом, стал для меня теперь Герод, хотя речь и существует".
Прощай, мой милый господин.
Переписка с Аппианом
Письмо 4
1. Я не смог повидать тебя сегодня: боли в желудке, которые я почувствовал ночью, до сих пор продержали меня в постели. Мысли, которые волновали меня во время бессонницы, я не стал удерживать при себе и откладывать в долгий ящик, а поведал тебе, немногие из многих. Если они справедливы, прими их, как справедливые; если педантичны, прими их, по крайней мере, как искренние. Но ко мне, во всяком случае, отнесись доброжелательно, как к опечаленному болезнью и нуждающемуся в утешении.
2. В личных отношениях подобает следовать отношениям общественным. Будем же устраивать свои личные дела сообразно с этим, как этого и требует обычай. Почему же, в самом деле, города не боятся принимать и дары, и имущество, и самые деньги граждан и иностранцев, и даже людей, которые им отдаются. А тут друг отказывается принять от друга, когда он его об этом просит. Даже боги, точно так же как и города, приемлют то же самое от людей, как это доказывают сокровища богов. Да и друзья не отказываются получать что-либо по завещанию. Так почему же тот, кто принимает дар по завещанию, не принимает подарков от живого человека, хотя подарок живого человека гораздо большее доказательство его доброго расположения. Завещатели своим подарком показывают, что они предпочитают одного друга другому, живущие же — что они предпочитают друга самому себе. К тому же приятнее получить что-то от живого человека, потому что есть возможность и высказать ему свою признательность и ответить ему тем же. Затем, богам и городам посылают ведь не какое-нибудь угощение: более достойным всегда и более достойные дары.
3. Но не тяжелее ли принимать подарки? — спросишь ты. В самом деле, что может быть обременительнее дружбы и почета? Но нет ничего и замечательнее их. Что же в этом тяжелее всего, и что я счел бы здесь тяжелым? Я никогда ничего не стал бы продавать, ни покупать, если бы это вызвало "хождение равного дара", как говорят, из дома в дом. Подумай же и о том, какое удовольствие получает пославший, когда его подарок принят, и как он огорчается, когда подарок не принят... даже и после того, как пройдет много дней. Прошу тебя верить, что закон городов, богов и друзей справедлив..., но так как друзья не выставляют напоказ свою готовность к доброй воле, а их скромности скрывают ее, то я посылаю тебе подарок прежде, чем получил у тебя на это разрешение. Не посылай его назад второй раз, как ты не должен был этого делать и в первый раз.
309
Речь за Демострата Петилиана — по всей вероятности, это тот же самый Демострат, который уже упоминался у Фронтона в письмах о процессе Герода.
310
Как можно понять из переписки, историк Аппиан посылал в подарок своему другу Фронтону двух рабов, которых тот отказался принять. Аппиан снова посылает рабов Фронтону, сопроводив их этим письмом и убеждая его не отказываться. В ответ на сравнительно небольшое письмо Аппиана Фронтон, обрадовавшись случаю лишний раз показать свои риторические возможности, пишет ему длинное послание, которое выглядит как риторическое упражнение на тему о том, нужно ли принимать подарки. Рассуждения носят софистический характер.