Выбрать главу

А какой-то Сфенел возразил:

Нам, о Атрид, не неправдуй, тогда как и правду ты знаешь, Мы справедливо гордимся, что наших отцов мы храбрее[109].

Если юноша постоянно будет обращать внимание на разницу. в словах и поступках изображаемых людей, это научит его относиться к скромности и умеренности как к ценным свойствам души, а самонадеянности и хвастовства остерегаться как дурного. В приведенном месте полезно рассмотреть поведение и Агамемнона. Мимо Сфенела он прошел молча, а возмущение Одиссея не оставил без внимания и заговорил:

Гневным узрев Одиссея, осклабился царь Агамемнон, И, к нему обращался, начал он новое слово[110].

Ведь оправдываться перед всеми — несолидно и недостойно; а презирать всех — признак надменности и глупости. Всего лучше в подобных. обстоятельствах поступает Диомед, который, слыша во время битвы оскорбления царя, молчит, а после битвы осмеливается заговорить с ним:

Храбрость мою порицал ты недавно пред ратью ахейской[111]

Хорошо также отметить разницу между мудрым человеком и тщеславным предсказателем. Калхант, например, не задумавшись, удобно ли это, в присутствии многих стал несправедливо порицать царя за то, что тот якобы навлек на войско болезнь. Другое дело Нестор. Он хочет замолвить слово о примирении с Ахиллом, но так, чтобы в глазах воинов это не было осуждением Агамемнона, который, дав волю гневу, совершает ошибку. Поэтому Нестор говорит:

Пир для старейшин устрой: и прилично тебе и способно... Собранным многим, того ты послушайся, кто между ними Лучший совет присоветует...[112]

И после обеда он посылает к Ахиллу послов. Это — исправление ошибок изображаемых людей, а случай со жрецом — порицание их и обвинение.

Следует еще рассмотреть, чем отличаются друг от друга по характеру греческие племена. Троянцы бросаются в атаку с криком, в безумной отваге, а ахейцы

...молчат, почитая начальников[113].

Ведь если воины уже одержали победу над врагами и при этом не вышли из повиновения, это признак храбрости, а вместе с тем и воздержанности. Поэтому Платон внушает, что следует бояться позорных поступков и упреков за них в большей мере, чем трудностей и опасностей, а Катон[114] говорил, что людям бледнеющим он предпочитает людей краснеющих. Даже и обещания имеют свои особенности. Долон обещает так:

Стан от конца до конца я пройду и к судам доступлю я, К самым судам Агамемнона[115].

А вот Диомед ничего не обещает, но говорит, что боялся бы меньше, если бы его послали вместе с кем-нибудь другим. Предусмотрительность свойственна утонченным натурам эллинов, а безрассудное дерзание и удальство — дурным людям и варварам. И к первому надо стремиться, второе — отвергать.

Не менее полезно обратить внимание на чувства троянцев и в частности Гектора, когда Аянт собирается вступить с ним в единоборство. На Истмийских играх, когда кого-то из участников ударили в лицо и среди зрителей поднялся крик, Эсхил, находившийся там, сказал: "Что за обычай! Те, кто смотрит, кричат, а те, кого бьют, молчат". Так и Гомер говорит, что греки радостно приветствовали сверкающего доспехами Аянта:

Но троянину каждому трепет вступил во все члены; Даже у Гектора сердце в могучей груди содрогалось[116].

Кого не порадует это различие? У того, кто подвергается действительной опасности, клянусь Зевсом, только сердце колотится, как у борца перед состязаниями, а зрители — те и бледнеют и трясутся от страха за царя и сочувствия к нему.

И, наконец, следует коснуться контраста лучшего и худшего.

Терсит —

Враг Одиссея и злейший еще ненавистник Пелида, Их он всегда порицал...

Аянт, напротив, дружески расположенный к Ахиллу, говорит о нем Гектору так:

Гектор, теперь ты узнаешь, один на один подвизаясь В рати ахейской земли, каковы и другие герои Есть, без Пелида, фаланг разрывателя, с львиной душою!

И это как будто похвала Ахиллу. Но вот что говорит Аянт в пользу остальных;

Нас же, ахеян, которые выйти с тобою готовы, Много таких...[117]

Аянт показывает, что он не единственный и не самый лучший, а такой же, как и многие, которые могут выступить в единоборстве.

На этом можно было бы кончить наши рассуждения о контрастах, но следует добавить, что много троянцев попало в плен живыми, а из ахейцев никто. И некоторые троянцы покорились врагам, как например Адраcт, сыновья Антимаха, Ликаон[118], сам Гектор, просящий Ахилла о погребении. А из греков никто не подвергся этой участи. Как будто умолять и быть побежденным — дело варваров, а греки могут лишь побеждать в сражении или умирать.

вернуться

109

«Илиада», IV, 402 и 404–405. Сфенел, сын Капанея, участник похода «семерых против Фив».

вернуться

110

«Илиада», IV, 357.

вернуться

111

«Илиада», IX, 34.

вернуться

112

«Илиада». IX, 70 и 74–75.

вернуться

113

«Илиада», IV, 431.

вернуться

114

Марк Порций Катон Старший, по прозвищу Цензорий — римский государственный деятель и полководец III-II вв. н. э., непримиримый враг Карфагена и автор сочинения «О сельском хозяйстве».

вернуться

115

«Илиада», X, 325.

вернуться

116

«Илиада», VII, 215.

вернуться

117

«Илиада», II, 220; VII, 226–228; VII, 231.

вернуться

118

Адраст — троянец, преследуемый в бою Менелаем и убитый Агамемноном («Илиада», VI, 46–65); сыновья подкупленного Парисом троянца Антимаха были сбиты с колесницы в бою и умерщвлены Агамемноном («Илиада», XI, 123–147); Ликаон — сын царя Приама, убитый Ахиллом («Илиада», XXI, 34–135).