Тогда пуниец, насмехаясь над трусостью и слабостью этих солдат, столь великолепно одетых, ответил ему так: "Без сомнения, я думаю этого будет достаточно для римлян, хотя они и очень жадны". Действительно, нельзя было сказать ничего более остроумного и в то же время язвительного. Царь спрашивал о численности своего войска и об его дорогом вооружении, а Ганнибал говорил о добыче [для римлян].
У наших предков было жертвоприношение, которое называлось "на дорогу". Этот обычай состоял в том, что если что-нибудь оставалось после обеда, то оно сжигалось. Это дало повод Катону для его шутки. Когда некий Гай Альбидий, проев все свое состояние, напоследок сжег и дом, который у него остался, то Катон сказал, что он это сделал "на дорогу": то, что он не мог проесть, он сжег.
...После бегства при Мутине[1217] на вопрос, что делает Антоний, говорят, что один из его друзей ответил: "Как египетская собака: бежит и пьет". Известно, что в этой стране собаки, боясь быть схваченными крокодилами, пьют на бегу.
...Публий, видя Муция, весьма недоброжелательного человека, более грустным, чем обыкновенно, сказал: "Или с Муцием случилось что-нибудь неприятное, или, не знаю с кем, — что-либо хорошее".
3....Однажды, когда Цицерон ужинал у Дамасиппа, тот, угощая его посредственным вином, сказал: "Выпей этого фалернского, ему сорок лет". "Право, — сказал Цицерон, — оно не по летам молодо".
Он же, увидя, что его зять Лентул, человек маленького роста, опоясан длинным мечом, сказал: "Кто привязал моего зятя к мечу?"
...По случаю консульства Ватиния, которое продолжалось всего несколько дней, передавалась известная острота Цицерона: "В год Ватиния было великое чудо: ведь в его консульство не было ни зимы, ни весны, ни лета, ни осени". В другой раз, когда Ватиний жаловался, что Цицерон отказался прийти к нему, больному, домой, тот ответил: "Я хотел прийти в твое консульство, но до ночи не поспел". Очевидно, Цицерон мстил, так как он помнил, что сказал ему Ватиний, когда Цицерон хвастался, что он из изгнания вернулся на плечах народа: "Откуда же у тебя расширение вен?"
Каниний Ребилий, который был консулом один лишь день, как об этом уже говорил Сервий, взойдя на ростральную трибуну[1218], одновременно принял знаки консульства и сложил их. Цицерон, обрадовавшись случаю сострить, сказал по этому поводу: "Каниний — это консул в теории". Он говорил также: "Ребилий так ловко устроился, что приходится спрашивать, при каких консулах он был консулом". Что впрочем не мешало ему добавлять: "В лице Каниния мы имели неутомимого консула, который не сомкнул глаз во время своего консульства".
Помпей не переносил шуток Цицерона. Вот что последний говорил на его счет: "У меня есть за кем бежать, но нет за кем следовать". А когда Цицерон прибыл к Помпею, то тем, кто говорил, что он пришел поздно, он ответил: "Совсем не поздно, ведь я вижу, что здесь ничего не готово".
Когда Помпей спросил Цицерона, где находится его зять Долабелла[1219], Цицерон ответил: "С твоим тестем". Когда Помпей наградил одного перебежчика римским подданством, Цицерон заметил: "Какой учтивый человек! Галлам он обещает чужое государство, а нам не может вернуть наше". Поэтому ясно, что Помпей говорил с полным основанием: "Я очень хочу, чтобы Цицерон перешел к нашим врагам, для того, чтобы нас бояться".
Своим язвительным остроумием Цицерон задевал и Цезаря. Когда его спрашивали вскоре после победы Цезаря (при Фарсале), как он мог ошибиться в выборе партий, Цицерон отвечал: "Меня обманул пояс", подшучивая над Цезарем, который так подпоясывал тогу, что, таща за собой платье, ходил с видом изнеженного человека. В связи с этим Сулла почти пророчески говорил Помпею: "Берегитесь этого распоясанного юноши!".
В другой раз, когда Лаберий[1220], в конце общественных игр удостоенный Цезарем золотого кольца, тотчас же пошел, чтобы сесть среди зрителей четырнадцати рядов к возмущению сословия всадников, куда он, отвергнутый как римский всадник, возвратился как актер, Цицерон сказал Лаберию, когда тот проходил мимо него в поисках места: "Я бы пустил тебя, если бы мне не было так тесно сидеть", одновременно отвергая с презрением и его и вышучивая новый сенат, численность которого Цезарь увеличил сверх дозволенной. Но он не остался безнаказанным, так как Лаберий ответил: "Я удивляюсь, что тебе тесно сидеть, ведь ты имеешь обыкновение сидеть на двух стульях". Этим он упрекал Цицерона в непостоянстве, из-за которого этот достойный гражданин незаслуженно пользовался дурной славой.
1217
Мутина — город в северной Италии. В битве при Мутине в 43 г. до н. э. войска Антония были разбиты Октавианом.
1218
Ростральная трибуна — ораторская трибуна и окружающее ее пространство форума с выставленными на нем в виде победных трофеев rostra (железными оконечностями) с вражеских кораблей.
1219
Долабелла, зять Цицерона, — политический сторонник Юлия Цезаря, на дочери которого Помпей незадолго до того был женат.
1220
Лаберий (106-43 гг. до н. э.) — известный мимический поэт. Юлий Цезарь заставил его публично на сцене декламировать свои мимы в состязании с Публилием Сиром; выступление на сцене по римским законам считалось позорным и влекло за собой потерю гражданских прав.