Я не отделывал своего сочинения так, чтобы оно льстило слуху; и все же, коль скоро в самой природе, моих примеров заложено свойство не только убеждать, но и доставлять удовольствие, мое рассуждение не оттолкнет помощи, предлагаемой прелестью рассказов, и не убоится
как говорит Еврипид, хотя прежде всего оно будет взывать о доверии к той части души, где обитает любовь к нравственно прекрасному. Скажи, если бы мы выдвигали положение, что мужчины и женщины в равной степени владеют искусством живописи, и в качестве доказательства представили бы выполненные женщинами картины, которые не уступали бы по достоинству апеллесовым, зевксидовым, никомаховым[190], — упрекнул бы нас кто-нибудь в том, что мы скорее воздействуем на чувство, нежели на разум? Не думаю. Ну, а если бы мы в доказательство того, что поэтический или пророческий дар не является одним для мужчин, другим для женщин, но один и тот же и у тех и у других, сравнили бы с песнями Анакреонта — песни Сапфо, а с бакидовыми[191] прорицаниями-сивиллины, смог бы кто-нибудь по справедливости бросить нашему способу доказывать упрек в том, что он вкрадывается в доверие слушателя своей приятностью и завлекательностью? Нет, этого нельзя было бы сказать. Так и для того, чтобы исследовать сходство и различие женской и мужской добродетели, не найти лучшего средства, нежели сопоставлять с жизнью и деяниями одних — жизнь и деяния других, как сравнивают творения большого мастерства, и рассмотреть, одинаковый ли облик и черты имело стремление к великим делам — у Семирамиды и Сесостриса, проворство ума — у Танаквилы и царя Сервия, душевное величие — у Порции и Брута, у Тимоклеи[192] и Пелопида; при этом мы должны смотреть на сходство и силу их доблести в самом существенном. Что же касается до иных, малозначительных различий, вроде тех, какие наблюдаются между оттенками кожи, то они от природы присущи добродетелям разных людей, завися от их нравов, телосложения, пищи и образа жизни. Так, по-своему отважен Ахилл, по-своему — Аянт; одиссеева рассудительность непохожа на несторову, не на один и тот же лад справедливы Катон и Агесилай, и Эйрена в супружеской любви не повторяла Алкестиду, а Корнелия в душевном величии — Олимпиаду[193]. Однако ведь это не причина для того, чтобы признавать множество отличных друг от друга видов отваги, рассудительности и справедливости, коль скоро частные различия не отнимают ни у одной из этих добродетелей присущего ей наименования.
Вещи избитые, которые, как я полагаю, достаточно знакомы тебе по достойным доверия сочинениям, я на этот раз опущу, выбирая лишь то, что заслуживает изложения, но ускользнуло от внимания тех наших предшественников, чьи рассказы пользуются всеобщей известностью. Поскольку же много таких дел, о которых стоит сказать, совершено женщинами сообща, а много — поодиночке, то уместно будет для начала вкратце изложить совместные подвиги.[194]
АРГИВЯНКИ
Никакому другому подвигу, совершенному женщинами сообща, не уступит та борьба за родной город с Клеоменом, которую вели аргивянки по почину поэтессы Телесиллы. Об этой последней сообщают, что она родом была знатна, но телом болезненна: послали вопросить бога о ее исцелении, и прорицание повелело ей служить музам. Она повиновалась божеству и занялась песнями и созвучиями; вскоре она избавилась от недуга и снискала своим искусством восхищение со стороны женщин Аргоса.
Когда спартанский царь Клеомен, перебив множество аргивян (но уж, конечно, не семь тысяч семьсот семьдесят семь человек, как передают иные), пошел на город,[195] единый порыв и свыше внушенная отвага побудили женщин, которые по возрасту были в расцвете сил, сразиться с врагами за отчизну. Под началом Телесиллы они взялись за оружие и заняли посты на стенах, окружив город как бы венком, врагам на изумление. И вот они отразили Клеомена, уложив немало из его воинов. Второго царя, Демарата, который, по словам Сократа[196], ворвался в город и засел в Памфилиаке, они выбили оттуда. Когда город был таким образом спасен, павших в битве женщин они схоронили у Аргосской дороги, а спасшимся было позволено в воспоминание об их подвиге воздвигнуть святилище Эниалия[197]. Что касается самой битвы, то она происходила по одним сведениям — седьмого числа, по другим — в новолуние месяца, который теперь является четвертым и который в старину назывался у аргивян Гермеем. В этот день они и поныне совершают "Обидные" празднества: женщины надевают мужские хитоны и хламиды, а мужчины — женские пеплосы и покрывала.
189
Еврипид, «Безумный Геракл», ст. 673. Цитата приведена неточно. Хариты — дочери Зевса, символ гармонического цветения природы, изящества и радости, а в данном контексте — художественной занимательности, которая должна оживлять философско–моралистические рассуждения.
191
Бакид — легендарный прорицатель. Под его именем был распространен сборник пророчеств, пользовавшийся большой популярностью.
192
Сесострис — легендарный образ фараона–завоевателя, в основе которого, по–видимому, лежит исторический образ Рамсеса II. Танакзила — супруга Тарквиния Старшего, своей энергией, умом и умением разгадывать знамения богов помогшая прийти к власти двум римским царям. Порция — жена Марка Брута, его подруга в заговоре против Цезаря. Пелопид — вождь фиванской демократии, один из организаторов демократического переворота в Фивах в 379 г. до н. э. О Тимоклее см. примечание 19.
193
Эйрена — лицо неизвестное. Корнелия — мать Тиберия и Гая Гракхов, одна из самых одаренных, образованных и энергичных женщин своего времени. Олимпиада — жена Филиппа II Македонского, мать Александра, женщина гордая, властолюбивая и энергичная, не чуждая коварства и жестокости.
194
Трактат «О доблестях женщин» делится, таким образом, на две приблизительно равные части, в первой из которых излагаются примеры коллективного героизма женщин, во второй — индивидуального. Новеллы обеих частей резко разнятся не только по тематике, но и по стилю. В первой части изложение отличается сжатостью и краткостью и производит впечатление эпизода из какого-нибудь исторического сочинения. Характерными примерами новелл первой части являются приводимые у нас «Аргивянки» и «Персидские женщины». Для второй части характерно более подробное и художественное изложение, включающее речи действующих лиц и близкое к повествовательному стилю «Параллельных жизнеописаний». В этой манере написаны «Камма» и «Тимоклея». Промежуточное место между ними занимает «Микка и Мегисто», далеко не случайно расположенная в сборнике между обеими частями: поскольку эта новелла не представляет «монографии» о подвиге одной женщины, она относится к первой части, однако стиль, объем (самая большая новелла сборника) и яркие индивидуальные образы ставят ее ближе к новеллам второй части.
195
О походе Клеомена против Аргоса (первое десятилетие V в. до н. э.) рассказывают Геродот, VI, 76-83 (он ничего не говорит о подвиге аргивянок и объясняет отступление Клеомена 1иначе) и Павсаний, II, 20, 8-10.
196
Сократ Аргосский — грамматик и историк, которому принадлежали труды «Описание Аргоса» и «Об обрядах».