Выбрать главу

«Корсунские» врата в Новгороде. XII в. Рукоять в виде львиной маски.

Пропорциональное соотношение полос обшивки и филенок (примерно 1:2) придает «корсунским» дверям определенную монументальность. Несмотря на свои относительно небольшие размеры, они обретают торжественно-величавый вид. Однако хорошо читающиеся, довольно изящные кресты вступают в противоречие с тяжеловатыми широкими обкладками[19]. Резной орнамент, которым украшены все полосы обшивки также не смягчает этого противоречия, подчеркнутого резными восьмилепестковыми массивными розеттами. Узор, несколько «раздробив» фон обкладок, оживляет их мерцанием блестящих и матовых поверхностей, но не нарушает впечатления тяжести и массивности всех полос обвязки. Большую часть узорочья составляют различные композиции из тюльпановидных цветов, прорастающих на толстых стеблях с листьями, заключенные в своеобразные фестончатые медальоны. Отдельные замкнутые, нечеткие по своим силуэтам фестончатые или шестилепестковые медальоны, внутри которых размещаются различные узоры со сбитым, нечетким ритмом и весьма относительной раппортной повторяемостью, составляют главный элемент убранства врат.

Рассматривая их орнаментальное узорочье, можно отметить довольно большие несовпадения множества резных линий, особенно при «переходе» орнамента из одной «зоны» в другую, чаще всего на стыке пластин. Так, на правой створе врат двойная контурная линия, обрамляющая все вертикальные обкладки, у второй филенки прерывается на 22,5 см, т. е. на ширину горизонтальной обкладки, тогда как на левой створе эти линии существуют. В узорах, особенно на стыке пластин, где обычно помещается часть медальона, очерченного двойной врезной линией с тюльпановидными цветами на стеблях внутри, также обнаруживаются значительные несовпадения (левая створа) либо вообще не имеется продолжения на соседней пластине (правая створа). Все эти несовпадения вряд ли можно объяснить общим характером небрежно нанесенного узорочья. Они могли появиться лишь в том случае, если мастер декорировал отдельные пластины, а уж затем прикреплял их к дубовым створам дверей с помощью кованых гвоздей. Причем мастер заранее знал, где и как будут размещаться восьмилепестковые шляпки гвоздей (соответственно в пластинах врат были проделаны отверстия), поскольку резные чешуйки или лучи розетт заполняют лишь периферию медальона, оставляя центр его неразгравированным, ибо там должна была находиться шляпка гвоздя. Такая орнаментация возможна лишь в том случае, когда гвозди не вставлены или вынуты из своих гнезд-отверстий, т. е. либо при создании, либо при перемонтировке, когда набор отдельных пластин собирался и крепился на месте с помощью гвоздей и заклепок.

Однако, прежде чем ответить на вопрос, «когда были разгравированы врата?», необходимо ответить на вопрос, где и когда они были созданы.

Врата из экзонартекса Софии Константинопольской. VII в., (прорись с фотографии, пунктиром обозначены реконструируемые перекладины крестов).

Клеймо врат из экзонартекса Софии Константинопольской. VII в., (прорись с фотографии, пунктиром обозначен графически реконструируемый крест).

вернуться

19

Некоторое противоречие, существующее между общим решением врат и рисунком крестов, заставляет полагать, что в работе над «корсунскими» дверьми принимали участие разные мастера или артель мастеров из 2—3 человек, как и в работе над магдебургскими вратами XII в. Напомним, что на магдебургских вратах мастера поместили свои автопортреты, снабдив их «подписями» — Риквин и Вайсмут. Портрет третьего ремесленника получил впоследствии русскую надпись — мастер Авраам, однако ни по стилю, ни по орнаментике одежды, ни по каким-либо другим дополнительным аксессуарам этот «портрет» не отличается от большинства скульптурно-рельефных изображений, помещенных на магдебургских вратах. Так, черты лица, нос, глаза, борода, прическа «под горшок» оказываются сходными с чертами лиц других фигур, одеяния и орнаментация полностью совпадают с аналогичными одеяниями соседних изображений, такие же кузнечные клещи держат стоящие рядом с Авраамом мастера, принимавшие участие в работе над магдебургскими вратами. Датировка же русских надписей на магдебургских вратах А. Поппэ XV в. снимает вопрос о русском происхождении автопортрета Авраама. В. И. Анисимов же датировал это изображение XIII в., в частности исходя из надписи (см.: В. И. Анисимов. Автопортрет русского скульптора Авраама.— «Известия АН СССР», сер. VII, № 3. М., 1928, с. 173—184; А. Поппэ. Указ. соч., с. 198). Известно также, что в создании ряда византийских бронзовых врат XI в., сохранившихся в итальянских храмах, принимали участие два мастера (см.: А. В. Банк. Прикладное искусство Византии..., с. 72—73). Можно предположить, что среди мастеров, создававших «корсунские» двери, один был, вероятно, «знаменщиком», ему принадлежали рисунок и общая система построения врат; второй условно может быть выделен как «мастер крестов» — его авторство, очевидно, связано с рисунком процветших крестов; третий — резчик-орнаменталист. Он мог принимать участие в работе над вратами либо в начале их создания, либо при перемонтировке.