Памятники старообрядческой поэзии

И всѣхъ червей тѣмъ въ ранахъ заморяютъ.
Какой же бѣсъ содѣлалъ всѣмъ обманъ,
Безхвостый адскій черный сей цыганъ,
Что стыдно мудрымъ людямъ и сказать,
Увѣривъ, будто въ нюханьѣ здоровье слѣдуетъ искать.
Ахъ! какія новости въ сей вѣкъ настали,
Какую пропасть деньгамъ изыскали!
Что воспрещали нюхать всѣмъ законы —
Теперь на то теряютъ милліоны.
Въ какую роскошь народъ весь впалъ,
Что дѣдъ и пращуръ нашъ во вѣкъ не зналъ.
Въ Россіи табаку до прежде и фунта не бывало,
Нынѣ же придетъ корабль его — и тутъ все мало.
Эхъ! алчно нюхать стали какъ носами,
Не наготовятся имъ кораблями!
И нетокмо что въ большой, но въ малый носъ
Потребно стало пудъ иль цѣлый возъ.
Вождь злой тѣмъ недоволенъ былъ,
Что трубку съ табакеркой всѣмъ вручилъ, —
И издалъ вотъ еще куреніе сигарокъ,
Этотъ проклятый содомскій недогарокъ.
Дрянь эта черна не долѣе перста,
И носитъ подобіе зміинаго хвоста.
Но люди за честь курить сигарку поставляютъ,
И зелье то дымить во грѣхъ не полагаютъ,
Не думая, что угожаютъ бѣсовскимъ тѣмъ потѣхамъ,
Во вредъ душѣ, къ спасенію неуспѣхамъ.
.    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .
Вотъ какъ сатана всѣхъ нюхать обучилъ
И послѣ этого ко аду возопилъ:
„Будь веселъ адъ! я совершилъ всю злобу,
Всѣхъ мучить будь готовъ, раздвинь утробу,
Табачниковъ намъ принимать пора,
Къ намъ тучей полетятъ табачныя тѣла!‥“
Да, люди! сомнительно, чтобъ рай тѣ получили,
Кои табакъ не воздержась курили:
И кто всю жизнь свою лишь носъ свой набивалъ —
Не можетъ быть, чтобъ Царство увидалъ.
Такъ грѣхъ сей мерзостью обиленъ,
Безмѣрно Духу Божію противенъ;
И еслибъ кто вселенскій былъ учитель,
Столпъ церкви, мудрый міру просвѣтитель,
И Духа Божія сподобленъ онъ, —
Табакъ весь Божій Духъ нагонитъ вонъ.
Въ табачный кто кружокъ лишь бы попалъ,
Ужъ у того умъ здравый весь пропалъ.
Вотъ мудрый приточникъ царь Соломонъ —
О женскихъ прихотяхъ писалъ такъ складно онъ,
Огонь и адъ и похоти жены
И люта смерть имъ вѣрно сравнены:
Но еслибъ былъ тогда и сей табакъ,
Навѣрно бы объ немъ прибавилъ бы онъ такъ:
„Жена, огонь и адъ все покоряютъ,
И лопухи табачные всѣмъ міромъ управляютъ“.
И правда! до той поры несытно всякъ куритъ,
Пока всю голову ему вскружитъ.
И чудо! есть такой еще народъ,
Что кладетъ табакъ за губу и жуетъ какъ скотъ.
Человѣкъ! измѣрь, сколь бездна ада глубока,
Грѣха сего столь пропасть велика!
Когда бъ чернилами содѣлалась морей всѣхъ влага,
Пространство неба было бы бумага
И въ перья звѣзды обратились,
Въ писцовъ всѣ ангелы переродились,
И всѣ писали бъ книги къ поученью, —
То табачниковъ не научили бъ отвращенью,
Отъ табака не возмогли бы отучить
И не съумѣли бъ ихъ къ спасенью обратить,
Хотя бъ огненный исподній океанъ
Грозилъ пожрать народъ табачныхъ странъ,
И адскій зѣвъ страшилъ всѣхъ поглотить, —
То и тѣмъ табачниковъ не можемъ устранить.
Тогда сей грѣхъ лишь сгибнетъ-пропадетъ,
Когда се время на косу падетъ!
И что жъ послѣдуетъ за грѣхъ потомъ
Знакомъ кто съ трубкой, съ мерзкимъ табакомъ?
За добродѣтель будетъ воздаянье,
А за табакъ жди адско наказанье.
Удобнѣй міру нашему въ хаосъ переродиться,
Чѣмъ слову Божію не совершиться.
А Богъ усты своими рекъ:
Когда былъ въ мірѣ ты, мой человѣкъ,
За всяко слово праздное ты дашь отвѣтъ,
Грѣха же табачнаго тягчѣе въ свѣтѣ нѣтъ.
Вонми! что видно изъ сего Христова слова?
А то, что за табакъ кромѣшная готова!