Глава делегации и знаменитый художник обменялись краткими приветствиями, и Пикассо как бы отступил, чтобы не мешать посетителям осматривать картины. Гости пошли дальше, тем более что в конце этого зала их ожидала прославленная «Мона Лиза» Леонардо да Винчи.
В этот момент Пикассо быстрым шагом подошел ко мне.
— Мсье Громыко, я вас видел раньше.
Я остановился. Не знаю, сказал он это из вежливости иди в самом деле где-то видел. Но я-то знал точно, что мне с ним встречаться не приходилось. Я бы запомнил, тем более что хотел сам с ним познакомиться и пообщаться.
Пикассо высказал пожелание:
— Не могли бы вы на несколько минут задержаться и немного поговорить со мной?
Я сказал:
— Охотно это сделаю. Пикассо повел разговор:
— У меня, знаете ли, очень мало общения с людьми из Советского Союза. Представители советской интеллигенции еще ко мне заглядывают. А вот так, чтобы я составил представление, какое мнение обо мне как о художнике у широкой публики вашей страны, — этого нет.
Беседа происходила, как говорится, «на ходу», прямо в зале Лувра, но это нас нисколько не смущало.
— Я понимаю, — говорил Пикассо, — что тут и расстояние создает трудности, и расходы на поездку, и многое другое. С выставками моих картин в Советском Союзе так, как я хотел бы, не получается. Но тут, возможно, я и сам виноват. Не хочется, чтобы многие мои картины на какое-то время часто исчезали с глаз. Лучше, чтобы они оставались всегда в поле моего зрения. Хотя я сознаю и слабость такого подхода. Но часто думаю, выражаясь языком бизнесменов, как почаще пробиваться на советский рынок. Рынок, конечно, в переносном смысле слова.
Тем самым художник дал понять, что он считает совершенно недостаточными те выставки в СССР, которые имели место в Москве и Ленинграде в 1956 году. Рассуждения Пикассо касались и отношения наших людей к самой сути творческого направления его живописи. Все-таки он — основоположник кубизма, хотя и создал в свое время много работ в духе неоклассицизма. В ряде работ Пикассо близок к сюрреализму, нередко в его произведениях натура представала произвольно деформированной. Он и сам соглашался, что вопрос о его творчестве непростой и однозначного отношения к нему, видимо, нет.
Рядом с Пикассо стояли трое его знакомых, видимо тоже художники. Ни сам Пикассо, ни эти другие лица не ходили с советской делегацией по музею, что, вероятно, и предусматривалось программой. Я задержался, так как завязалась беседа с Пикассо, и все его знакомые находились здесь же. Рядом была картина французского художника Жака Луи Давида «Коронация Жозефины». Это — огромное полотно, авторское повторение которого находится в Версальском дворце. Я заметил:
— Мне нравятся творения Давида, которые хорошо представлены в Лувре.
Пикассо сказал:
— Давид — один из великих художников Франции. Теперь, конечно, другие времена. Живопись и искусство в целом на месте не стоят.
Правда, меня несколько смутило то, что в Лувре не выставлялось ни одной картины Пикассо. Но об этом разговора с ним заводить не стал.
Несмотря на свой возраст — а родился Пикассо в 1881 году, — он выглядел очень подвижным человеком. Мне казалось, что для него трудно даже постоять на месте. Он спросил:
— Вероятно, вы не раз бывали в Лувре? Я ответил:
— В Лувре я бывал, наверно, раз пять-шесть.
Мне подумалось, что надо бы сказать, что я знаком и с его искусством. Потому сразу и перевел разговор на эту тему:
— Однако я бывал и в Музее современного искусства. Там видел и ваши картины. В частности, мне очень понравился написанный вами портрет своего отца. Этот портрет выполнен в реалистической манере и очень к себе располагает любителя живописи.
— Да, — сказал Пикассо, — я писал портрет с любовью. Манера его исполнения — неоклассическая, как ее называют сейчас. Но с тех пор многое изменилось, в том числе и я сам как художник.
А в конце разговора мы как-то непроизвольно вернулись к той теме, которой уже касались в ходе нашей беседы.
— Знаю, — сказал Пикассо, — что в Советском Союзе меня в общем-то уважают. Вероятно, скорее мое имя. Но мои картины — не особенно. Думаю, со временем положение может измениться.
Я решил не углубляться в эту тему. Доказывать, что его искусство любят в Советском Союзе, не подходило, звучало бы фальшиво.
К сожалению, действительно его творчество в нашей стране знакомо мало. Хотя сам художник широко известен и тем, что еще в годы войны вступил в компартию, и своим всемирно известным «Голубем мира» — эмблемой движения против войны, и тем, что он — лауреат международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами» как видный общественный деятель и борец против милитаризма.