Стеттиниус пустился в рассуждения:
— С точки зрения положения, которое существует сегодня, логика советской позиции безупречна. Но открытие второго фронта не за горами. Час, когда наши силы высадятся на Европейском континенте, приближается. Через какое-то время роль союзных западных держав будет видна еще более четко.
Я спросил государственного секретаря:
— Каково ваше мнение о позиции Англии относительно того, что вы назвали амбициями де Голля?
Он ответил:
— Де Голль в Англии в общем прижился. Но Лондон, конечно, не может не считаться с позицией Вашингтона.
Резюмируя сказанное, Стеттиниус заявил:
— После Сталинграда и после явного перелома в войне в пользу союзников вопрос о Франции, в конце концов, не будет основным.
Таким образом, своими рассуждениями Стеттиниус в ходе беседы подтвердил, что прохладное отношение администрации США, прежде всего самого Рузвельта, к де Голлю было связано с ожидаемой ситуацией, которая может сложиться во Франции и вокруг нее после окончания войны. Известно, что последующие события полностью не устранили холодок в отношениях между Вашингтоном и Парижем, хотя после окончания войны они стали ровнее.
На конференции в Сан-Франциско, где создавалась ООН, Франция уже не дистанцировалась от США. Хотя она неплохо сотрудничала по основным вопросам на конференции и с Советским Союзом. Политический баланс сил на конференции, в конечном счете, складывался даже в более выгодном плане для Советского Союза, чем для США. Ибо надо было утверждать принцип единогласия пяти держав — постоянных членов Совета Безопасности. Известно, что этот принцип удалось отстоять. Он вошел в историю как «право вето» и получил полное отражение в Уставе ООН. Франция в это внесла положительный вклад.
«Франция выполнит свой долг»
С удовлетворением вспоминаю о встречах и беседах с крупным государственным деятелем Франции Кув де Мюрвилем, который при де Голле в течение десяти лет был министром иностранных дел (1958–1968 гг.), затем короткое время занимал пост премьер-министра (1968–1969 гг.). В 1966 году он сопровождал президента де Голля в его официальной поездке в СССР, а годом раньше приезжал в нашу страну с официальным визитом в качестве министра иностранных дел. Как близкий к де Голлю человек, он, несомненно, разделял и его взгляды на развитие советско-французских отношений.
Заслуживает того, чтобы его выделить, и такой сподвижник де Голля, как Андре Мальро. Этот деятель стал заметной фигурой на политической арене Франции в послевоенное время. Он входил в состав первого правительства Шарля де Голля (1944–1946 гг.) в качестве руководителя пропагандистских служб голлистской партии, а в 1959–1969 годах занимал пост министра культуры.
Не так уж часто у выдающихся деятелей культуры их естественное призвание сочетается с политикой в прямом смысле этого слова. Крупный политический пост в правительстве и призвание, скажем литератора, художника, композитора, артиста, — явление не частое во все времена. И это относится, пожалуй, ко всем странам.
Могут сказать, а как же с Нероном, римским императором середины первого века, который был известен любовью к поэзии и музыке? Да, был известен, что не мешало ему прослыть в истории крайне порочной личностью. Говорили, что он даже играл на музыкальном инструменте при виде обильно льющейся человеческой крови, хотя это, быть может, больше легенда, чем правда. Нерона древние источники называют если не сумасшедшим, то, во всяком случае, ненормальным. Закономерен и его конец: циник, развратник, садист и убийца в облике венценосца, считавший себя поэтом, живописцем, ваятелем и музыкантом, был убит собственными слугами, приближенными, воинами-центурионами. Перед смертью он патетически воскликнул:
— Какой великий артист погибает!
Но исключения все же бывают. Иоганн Вольфганг Гёте — гениальный поэт и в то же время государственный деятель — не единственное тому доказательство.
Видимо, никто не будет оспаривать, что одним из подобных исключений являлся и Мальро. Имя известного французского писателя, активного борца против фашизма, командира эскадрильи иностранных летчиков-добровольцев, сражавшихся на стороне республиканской Испании, а в годы второй мировой войны — участника движения Сопротивления, стоявшего во главе армейской бригады, останется в памяти людей.
Мальро был глубоко убежден, что, заняв министерское кресло, он сделает для культуры страны больше, чем если будет творить только в области литературы. О его пребывании на посту министра немало написано, а еще больше рассказано.