Павел Иванович полуобернулся к Сергею.
- Молодец, Зотов! Молодец, Сережка, крепись, сейчас конец!
И Сергей чувствует, как с этими словами Павла Ивановича будто пришли к нему новые силы, он словно стряхивает с себя усталость, и вилы проворнее сбрасывают траву...
- Тпр-р-р!
Лошади остановились - конец!..
Когда перед обедом докашивали последний круг, Аня сделала замер, подсчитала.
- Сколько? - спросила Семибратова.
- Угадайте, - усмехнулась Аня. - Четыре гектара и две сотки.
На стане все ждали вечера.
...Лобогрейка умолкла, когда стало темнеть.
Аня снова замерила и взволнованно объявила:
- Двенадцать гектаров и четыре сотки! А?
Семибратова заботливо наклонилась к Сергею и тихо спросила:
- Сережка, сильно устал?
- Мы с Павлом Ивановичем и ночью бы еще прихватили, да темнота мешает. А насчет усталости хвастаться нечего - не на рыбалке были.
Семибратова обратилась к стоявшему рядом Храбрецову и бригадиру:
- На машину нужно посадить третьего человека - погоняльщика. Из школьников. Свободный лобогрейщик должен отдыхать.
Павел Иванович согласился, но добавил:
- Пожалуй, и погоняльщиков должно быть два, пускай тоже соревнуются.
В этот же вечер погоняльщиками к Павлу Ивановичу и Сергею были назначены Витя Петров и Таня Ломова.
ФРОНТОВАЯ ВАХТА
На следующий день нарочный из района завез на стан второй бригады несколько экземпляров специального выпуска районной газеты "Ленинский путь". Аня вывесила ее тут же на стене будки рядом с листком учета соревнования. Газетный лист был небольшим, всего, может быть, на четыре тетрадные странички.
В центре первой полосы, ниже сообщения от Советского Информбюро, красовались две фотографии: Павла Ивановича и Сергея. Под фотографиями стояла подпись: "Инициаторы сменной работы - лобогрейщики П. И. Храбрецов и С. Н. Зотов. В первый день работы на сменных лошадях они скосили двенадцать и четыре сотых гектара". Дальше шла статья, где подробно рассказывалось, как организована работа в звене Храбрецова.
Нарочный привез газету уже после обеда, и косари прочитали ее только вечером.
Витя Петров недовольно хмыкнул:
- Двенадцать и четыре сотых - тоже обрадовали всех. Сегодня шестнадцать отхватили, а они про двенадцать пишут. Живут вчерашним днем.
- А разве не правда? - накинулась на него Таня. - Вчера было двенадцать? Двенадцать. Они так и написали.
- Павел Иванович, - обратился Витя Петров, - давайте в газету пошлем рапорт, что мы скосили шестнадцать гектаров. Пускай знают.
- Нет уж, - возразила Таня. - Если писать, то не об этом, а дать слово, что каждый день будем скашивать не меньше шестнадцати. А то рапорт! Нечего хвастать тем, что уже сделано. Не для хвастовства работаем.
Прочитав газету, ребята отошли в сторонку и растянулись на траве. Рядом прилег и Павел Иванович.
- Павел Иванович, - вдруг приподнявшись на локте, заговорила Таня. А что я хочу сказать. Вот прошлый раз приезжал товарищ Лысенко и говорил о фронтовой вахте.
- И в сегодняшней газете тоже написано, - поддержал ее Витя Петров. Почти везде встают рабочие на фронтовую вахту.
- Что, если и нам? Ведь можно? Я думаю, можно, - сама же ответила на свой вопрос Таня.
- Давайте, а, Павел Иванович? Ломова верно предлагает. Или вы против? - спросил Петров.
- Почему же против, - немного помолчав, сказал Павел Иванович. - Дело в том, что, вставая на вахту, люди берут повышенные обязательства...
- И мы возьмем, - заявила Таня.
- Ну что ж, давайте. Вахта так вахта! За сколько же гектаров будем бороться? Твое мнение, Петров.
- Гектаров восемнадцать можно осилить, если еще поднажать.
- Я так думаю, что и двадцать поднимем, - сказал молчавший все время Сергей.
- А вытянем столько? - забеспокоилась Таня. - Дать обязательство - не шутки шутить.
- Сережа, это много, - возразил Павел Иванович.
- Вытянем, Павел Иванович, - решительно заявил Сергей. - Вот сами увидите. Будем косить и в обед, и во время завтрака без перерыва. Сколько у нас времени еще наберется?
Поговорили, поспорили и согласились с Сергеем. Ведь интересно!
После ужина Аня задержала у стола косарей и рассказала, что звено Павла Ивановича Храбрецова встает на фронтовую вахту в честь побед Советской Армии и вызывает на соревнование всех лобогрейщиков области.
Когда пошли спать, Сергея остановил Ваня Пырьев.
- Возьми, - сказал он и протянул листок бумаги.
- Что это? - удивился Сергей.
- Твоя клятва. Возьми, клятву ты сдержал. И вообще, Сережка, ты геройский человек. Бери.
Сергей, словно раздумывая, взял у Пырьева листок, подержал в руках и молча протянул обратно.
- Ты что?
- Не надо.
- Почему? - удивился Ваня.
- Я не из-за этой бумажки работаю. Понял?
Он всунул в руки озадаченного Пырьева листок и молча направился к постели.
ИСПЫТАНИЕ
Начавшаяся во второй бригаде колхоза "Заветы Ильича" фронтовая вахта охватила всю область. В областной газете каждый день помещалась сводка, печатались списки соревнующихся лобогрейщиков. Первое место удерживало звено Павла Ивановича - меньше двадцати гектаров в день оно не скашивало. Почти на одном уровне шли лобогрейщики из Шатарлыкского района, отец и сын Корягины. Отцу было уже под шестьдесят, а сыну-фронтовику около тридцати. Почти не отставали и девушки Галины Загораевой. Норма в двадцать гектаров стала теперь почти такой же обычной, как месяц назад была норма в пять гектаров.
Все шло хорошо.
Григорий Лысенко частенько наведывался в бригаду. Из его слов было видно, что благодаря сменной работе почти во всех колхозах района сенокос идет к концу.
Это были радостные вести. Но однажды Григорий Лысенко приехал в бригаду до крайности возбужденный и с возмущением рассказал, что уже по многим колхозам района гуляют "божьи письма", призывающие бросить работу и отдаться молению.
- Но обиднее всего, - горячился Григорий Лысенко, - что находятся еще темные люди, которые попадаются на "божественную" удочку. В колхозе "Вперед", например, несколько женщин взяли да и не вышли на работу.
Павел Иванович рассказал Григорию Лысенко о случае с Сергеем.
- Враги орудуют! - гневно бросил Лысенко. - Ничего. Доберемся и до них.
Однажды, приехав на стан и улучив время, когда Сергей сменился и лег отдохнуть в тени густого куста щавельника, Григорий Лысенко завел с ним разговор. Говорили больше о работе. Потом Григорий, будто невзначай, задал Сергею вопрос:
- Сережа, ты давно в пионерской организации?
- Давно. С самого третьего класса.
- А галстук не всегда носил? Верно?
- Верно.
- И сборы пропускал?
- Было.
- А почему?
Сергей пожал плечами.
- Сам не знаю...
- Манефа Семеновна не велела. Правильно?
Сергей ответил не сразу.
- Не велела, - нехотя сознался он. - Верующая она больно. Потому и не велела.
- А ты при чем? Пусть себе верит, человек старый, не перевоспитаешь, но мешать другому жить, как он хочет, - никто ей такого права не давал.
- Это вы так говорите. Ее бы послушали, - возразил Сергей.
- Между прочим, я и ее слушал. Да, да. Когда ночевал у вас. Поговорили мы тогда как следует. Темная она женщина... Лес дремучий. Ты ей свое, а она свое. Но все равно по главному вопросу договорились. Я хочу сказать - о тебе.
- А что обо мне?
- Павел Иванович мне все рассказал о твоем положении. И ты не беспокойся, Манефа Семеновна стала шелковой.
- Не верится, - горько усмехнулся Сергей.
- Ты поверь. Не ты у нее живешь, а она у тебя. Значит, и выгонять не имеет права. У тебя и деньги свои - пенсию за отца получаешь. И продкарточку тоже. Вот так. Словом, домашние дела у тебя наладились. А если ей что не по душе - ее дело. В обиду тебя не дадим.
- И мне можно вернуться домой? - недоверчиво спросил Сергей.
- А почему нет? Пожалуйста. Закончится уборка - поезжай. Ну, а как дальше жить собираешься? Или еще не думал?
Сергей сел, сорвал огромный лист щавельника, положил его на колено и начал медленно разглаживать.