Не желая более беспокоить птиц и намереваясь как можно скорее избавиться от поднятого ими шума, мы поспешно оттолкнули от острова наше суденышко. Но завести мотор уже не смогли. Отказала одна свеча, а мой беспечный помощник не захватил с собой запасную. Несколько долгих часов до глубокой темноты, шлепая по воде веслами-коротышками, мы плыли к берегу, изнемогая от усталости и злости на нашу упрямую железку, которую мы периодически и безуспешно терзали за стартер. Хорошо, что Балхаш на наше счастье был на редкость тих и безмятежен.
Каким дорогим и приветливым показался нам наш бивак!
Дальше наше путешествие по берегу Балхаша продолжается на машине. Вот виден еще островок.
Он не обозначен на карте — слишком мал, не более пятисот метров в длину и двухсот в ширину и расположен в километре от западного конца расширенной части полуострова Кентубек. С острова долетают крики птиц — над водой звуки далеко разносятся. Остров заселен шумным и беспокойным обществом. Хохот серебристых чаек, низкие гудящие басы черноголовых хохотунов не смолкают ни на секунду. Иногда там что-то происходит, и тогда остров гудит многоголосым криком. После ночной охоты к этому прибежищу птиц на дневной отдых тянутся цепочки молчаливых бакланов, плавно размахивая крыльями, летят степенные пеликаны. Поверхность острова усеяна белыми точками чаек, а по самому его краю, у воды, — располагается черный бордюр бакланов.
Мне хочется пофотографировать птиц. Но начало не предвещает удачи, так как еще издалека нас встречает воздушная флотилия чаек. Встревоженные, они носятся над лодкой, кричат, беснуются, и я беспокоюсь, как бы пернатые хозяева этого кусочка земли не обстреляли нас содержимым своего кишечника. Некоторые из чаек большие мастера этого дела. Молча и деловито снимаются с камней бакланы и уносятся вдаль на поиски спокойных мест. За ними в воздух поднимаются белоснежные пеликаны.
Я тихо высаживаюсь на берег, стараюсь не шуметь, не делать резких движений, медленно ползаю на коленях возле лодки, иногда ложусь на землю, а уж на птиц — не смотрю, зная о том, как они хорошо замечают взгляд человека. Вблизи моей высадки расположена цепочкой колония хохотунов. Среди белоснежных птиц, украшенных черными головками, расположилось множество сереньких птенцов-подростков. Кое-кто из них, подгоняемый родителями, спускается на воду.
За мною зорко наблюдает тысяча птичьих глаз. Постепенно, не поднимаясь с колен, стараюсь подобраться поближе к колонии. Часто ложусь на землю, притворяюсь спящим.
Нет, не удается мне приобрести доверие птиц и обмануть их бдительность, боятся они человека, и число серых птенчиков на воде, сопровождаемых родителями, все увеличивается. Совсем встревожилась колония пернатых, весь детский сад собрался густой толпой и готовится к побегу с острова. Тогда я оборачиваюсь к птицам спиной, фотографирую чаек у берега, но при помощи зеркальца слежу за тем, что происходит у меня за спиной. И, вот удивительно, птицы успокаиваются. Толпа птенцов поворачивает обратно. Как они все хорошо понимают!
Тогда, улучив момент и быстро повернувшись, наспех делаю несколько снимков. Серая лавина птенцов спешит к озеру.
К громким крикам чаек прибавляется еще один звук — какое-то заунывное гудение. Это завывают перепуганные и беспомощные птенчики. Мне кажется, что теперь каждый из них удручен или даже парализован страхом за свою судьбу. Представляю, какой разбой здесь могли учинить добравшиеся до островка лисица или волк!
Мне очень жалко птиц, я поспешно отступаю, ползу к лодке, превозмогая боль от острого щебня, впивающегося в колени, искоса поглядывая на обеспокоенное общество пернатых. Слава богу! Лавина птенцов остановилась, задержалась на берегу, постепенно откатилась обратно.
Скорее отчаливать от острова напуганных птиц и плыть к берегу, к биваку!
На биваке на меня смотрят с удивлением и спрашивают:
— Что стало с вашими брюками!
— Как что, — отвечаю я с недоумением, — чайки вели себя вполне деликатно, и, хотя много кричали, ни одна меня не обстреляла.
— Да вы взгляните на них!
Только тогда я вижу в брюках дыры, и через них проглядывают голые колени. Не прошло бесследно ползание по острому щебню. Вот почему было так больно!
Между тем птицы на острове как будто успокоились, крики их затихли. Но зато очень долго, до самой темноты доносилось до нас негромкое гнусавое и протяжное завывание множества голосов. Бедные птенчики, наверное, перепутали своих матерей и теперь пытались разобраться.