Страдающим от жажды насекомым достается от жаб. Только осы неприкосновенны, разгуливают безнаказанно. Никто не покушается на их жизнь. Заодно с осами неприкосновенны и беззащитные мухи сирфидки. Не зря они так похожи на ос. Им, обманщицам, хорошо. Их тоже боятся жабы.
Как захотелось в эту минуту, чтобы рядом оказался хотя бы один из представителей многочисленной когорты скептиков, подвергающих сомнению ясные и давно проверенные жизнью факты, те противники мимикрии, происхождение и органическая целесообразность которой так показательны и наглядны. Чтобы понять сущность подобных явлений, необходимо общение с природой.
Жабы разленились от легкой добычи, растолстели. Легкая у них жизнь. Их никто не трогает. Кому они нужны, такие бородавчатые, ядовитые. А пища — она сама в рот лезет. Успевай только хватать и проглатывать.
Синее-синее озеро в ярко-красных берегах сверкало под жарким солнцем. Мы идем вдоль берега, сопровождаемые тоскливыми криками куличков-ходулочников. Иногда налетит крачка и закричит пронзительно. Поднимаются издалека осторожные цапли, утки-атайки. Не доверяют птицы, откуда им знать, что нет у меня смертоносного оружия, в руках всего-навсего фоторужье, а в душе самые добрые пожелания всему живому на этом озерке среди большой и сухой пустыни.
Слепит солнце, жарко.
А что там трепещется вдали у берега, покрутится на одном месте, затихнет, бултыхнется и снова крутится? Надо прибавить шаг, посмотреть, вдруг что-нибудь особенное, невиданное, неизвестное в этом древнем озере. Все ближе и ближе таинственный незнакомец. Вот он напротив. Придется раздеться, залезть в воду. А в воде оказывается самая обыкновенная жаба.
Что-то с ней произошло? Одна передняя нога ее или парализована, или скрючена судорогой, не работает, и из-за этого никак не может приблизиться жаба к берегу, крутится, и ни с места, устала, изнемогла. Хотя бы догадалась одними задними ногами работать, тогда, быть может, что-нибудь получилось… На руке спокойно уселась, не пытается спасаться, будто так и полагается.
Осторожно мы перенесли жабу на берег. Она попыталась прыгнуть, но опять предательская нога подвела. Перевернулась жаба на спину. Потом будто поняла бесполезность попыток, кое-как доковыляла до самого бережка, залезла в воду, замерла, уставившись на нас выпученными глазами. Мы не прочь посидеть рядом, посмотреть на нашу незнакомку, сфотографировать ее. А она отдохнула, пришла в себя и потихоньку поскакала прочь.
Наверное, жаба плыла с другого берега озера, путь был нелегким, не меньше двух километров, и с непривычки стянуло судорогой у нее ногу. Жаба была большая, толстая и старая. Теперь будет умнее и не станет отправляться в столь далекое и нелегкое водное путешествие.
Долгое путешествие по каньонам Чарына вместе с собакой Зорькой кончалось. Позади остались трудные переходы над отвесными утесами, походы по пустыне, опасная переправа через реку. Сегодня последний бивак. Завтра предстоял обратный путь, в городе ждали многочисленные дела, не сравнимые с маленькими хлопотами и невзгодами минувшего путешествия.
Ночью спалось плохо. Светила яркая луна. Ветки деревьев отбрасывали на белый полог ажурные тени. Страшным голосом вдали прокричала косуля. Не смолкал ни на минуту хор лягушек. Нудно ныли комары. Сгорбившись, они беспрестанно втыкали свои хоботки в редкую ткань марли, пытаясь пробиться через препятствие. Какой, должно быть, заманчивой и громадной тушей представлялась им недосягаемая добыча, укрытая со всех сторон непроницаемой преградой!
Тени от ветвей медленно передвигались по пологу, медленно текло и время, и луна медленно скользила по небу. Засыпая, я услышал шорохи.
— Зорька, чужой! — сонно сказал я собаке, настораживая ее, такую добродушную и к тому же изрядно уставшую после дневных погонь за всяческой живностью.
— Пуф! — ответила собака чем-то средним между чиханием и лаем, как бы подтверждая, что она не спит и все слышит.