Утром я внимательно разглядел своего пленника. Это было очень своеобразное существо, большеголовое, с резко очерченными широкими полосами, покрытое крупной чешуей. Что-то в нем чудилось древнее и неземное. Геккон передвигался не спеша, будто неуверенно, как ребенок, едва научившийся ходить, покачивая большой головой, увенчанной крупными круглыми глазами. Но иногда это внешне меланхоличное создание совершало неожиданные и резкие скачки, как бы желая наказать меня за излишнее любопытство, и ощутимо кусало за пальцы.
Собака же лаяла не зря. Как я узнал, она зачуяла джейранов. Судя по следам, они тихо подошли почти к самому биваку, потоптались и, испугавшись, ускакали.
Победить недоверчивость геккона казалось невозможной задачей. Всем своим поведением он показывал меланхоличную неприязнь, глядя на меня какой-то особенной безучастной скорбью. И все же, несмотря на неказистость, ящерица была удивительно миловидна и симпатична. В садке геккон ел мало и неохотно. Пришлось его выпустить на волю. На память о нашей встрече я сделал с него несколько фотографий.
Однажды пискливый геккончик помог мне раскрыть маленькую загадку.
Долго мы выбирали место для стоянки у реки Или. Хотелось найти участок, чтобы легко можно было подходить к воде, чтобы рядом было дерево, в тени которого можно укрыться от солнца. Наконец такое место нашлось возле старой туранги. Погода стояла тихая, и река беззвучно катила свои мутные воды.
После обеда, предаваясь в тени получасовому безмятежному отдыху, мы все одновременно услышали какие-то странные поскрипывания, тихие и отчетливые. Доносились они со стороны старой туранги. Будто кто-то на ней переговаривался друг с другом. К вечеру эта таинственная перекличка усилилась.
Я несколько раз подходил к дереву, прислушивался. Но туранга, будто нарочно, желая утаить от меня свою тайну, переставала поскрипывать.
После жаркого дня ночь выдалась безветренная, душная и тихая. Еще с вечера с запада поползли облака. Теперь они закрыли небо, исчезли звезды. Такая ночь после жаркого дня ужасна. Ее иногда в народе называют воробьиной за то, что якобы от нее гибнут воробьи сотнями. Никто из нас не спал, все мучились от духоты. Кое-когда поскрипывала туранга.
«Обязательно утром займусь деревом, попытаюсь узнать, в чем дело», — думал я и с этими мыслями забылся тяжелым сном.
Судя по всему, в тугае год назад был пожар, и одна сторона ствола старой туранги обуглилась. Может быть, под нею обосновались какие-нибудь личинки древоточцев и крепкими челюстями точат древесину, издавая эти странные звуки. Кора легко отслаивается. Под нею влажно, белой пленкой вырос грибок. Сюда за поживой забрались муравьи-пигмеи, бродят короткокрылые жучки, оказавшись на свету, носятся в возбуждении желтые гамазовые клещи, копошатся колемболы. Нашлась и одна большая личинка жука-усача. Если бы таких личинок было даже несколько, вряд ли они могли скрипеть так часто и громко.
Еще под пластами старой коры виден целый лабиринт щелей с многочисленными обитателями: бродят в них ложноскорпионы, заплетаются в коконы гусеницы бабочек совок, возле большого розового червеца, очень похожего на аргосового клеща, крутятся муравьи в ожидании сладкой подачки. А вот, наконец, выскочил геккон, за ним другой, третий. Тут их собралась целая орава, и, наверное, если обыскать все дерево, наберется еще немало. Все они, поглядывая на меня серыми с черной щелью немигающими глазами с каким-то особенным загадочным выражением, шустро перебегали с места на место и ловко прятались в щелки. О том, что на туранге живут пискливые геккончики (так их называют зоологи), я знал давно и писал об этом раньше, но сейчас как-то и в голову не пришло. Так вот кто здесь, в этом небольшом государстве живых существ, обосновавшемся на дереве, издавал скрипучие брачные мелодии. И как я сразу не догадался!
Прежде, обследуя турангу и интересуясь ее обитателями, живущими под корой, всегда находил на каждом дереве по одному, редко по два геккончика. Дерево было их охотничьей территорией. Сейчас же целое скопище этой миловидной ящерички оказалось здесь не случайно. Они устраивали свидания и распевали призывные песни.
Зоолог С. В. Мараков, написавший книгу «В джунглях Прибалхашья» о природе дельты реки Или, пишет, что в тугаях, когда стихал ветер и наступала тишина, вдруг раздавались то ли шорохи, то ли шепот. Он не мог догадаться об источнике звуков. «Может быть, — писал он, — это шевелятся птицы, нашедшие ночной приют в ветвях деревьев, или само дерево расправляет воспаленные знойным солнцем листья и ветки» (Изд. «Наука», М., 1969). Не были ли это песни геккончиков?