— Малиновский… Малиновский… — Пробормотал Петерсен в бессильной ярости.
— Еще до этих событий, — продолжала Анка, — вы, работая в турагенстве, выехали за границу и в Париже обманули Петерсена. Потом уволились с работы и нанялись переводчиком к капитану.
— Ну и что? — Перебил ее Козловский. — Это карается по закону? Давайте закончим эту бодягу. Капитан пишет мне благодарственную бумагу, я возвращаю ему его чокнутую дочь и мы мирно расстаемся, я хочу домой. Ведь вы не хотите, чтобы Карен умерла от голода в холодном подвале?
— Возможно, капитан напишет заявление. — Сказала Анка. — Но вы забыли про пана Самоходика.
Козловский негромко рассмеялся:
— Давайте не будем беспокоиться о пане Самоходике. Сейчас он улаживает свои дела с чертями в аду.
— О, Боже! — Вскочила Анка. — Это опять ваши мерзкие шутки?
Козловский пожал плечами:
— Он свалился в колодец и свернул там себе шею. Валяется где-то недалеко от Карен.
Я решил выйти из кустов:
— Ошибаетесь, пан Малиновский.
Он вскочил и хотел бежать, но капитан схватил его за шиворот и посадил обратно на стул.
— Как? Откуда вы взялись? Это на самом деле вы? — Испуганно бормотал Козловский.
— Давай скорее веревку! — Крикнул я Анке. — Надо его связать. Он ведь на самом деле хотел меня убить!
Анка принесла веревку, которой мы не только связали Козловского, но еще и крепко привязали его к стулу.
— Он знает, где моя дочь, — шепнул мне капитан, — но мы должны с ним цацкаться, иначе она умрет от голода в подземелье.
— Я знаю, где ваша дочь, мы сейчас пойдем и освободим ее. — Успокоил я его.
— Ну, тогда после этого мы можем содрать кожу с него, у меня прямо руки чешутся! — Радостно закричал Петерсен.
Извиваясь в веревках, Козловский крикнул:
— Он лжет! Он не знает, где Карен! Только я могу показать тайник… Он все равно ничего не докажет! Погодите, и на моей улице будет праздник!
Мы оставили Анку караулить Козловского и пошли с Петерсеном к старой церкви. Как и ожидалось, Карен сидела в той же ловушке тамплиеров, что и я. Не послушавшись моего совета, она полезла в колодец и сидела теперь около скелета.
Теперь это была не та девушка, что я знал до сих пор. Она провела под землей ужасную ночь, сидела в темноте и думала, что уже никогда не увидит белый свет. Рядом лежал скелет человека, который умер от голода, и ей казалось, что ее ждет то же самое. Плача, она бросилась к отцу:
— Уйдем отсюда! Я больше не хочу никаких сокровищ!
Капитан Петерсен погладил ее по голове и пробормотал:
— Ну, ну, моя девочка. Я всегда говорил, что поиски сокровищ не для молодых девушек, мы немедленно уедем. Вот только сдерем кожу с Малиновского…
И он рассказал Карен о событиях, что произошли, пока она была под землей.
Я им не стал рассказывать подробности о попытке Малиновского убить меня в колодце. А то последовали бы вопросы: а как я оттуда выбрался? И пришлось бы рассказать о втором коридоре и о сокровищах.
— Они приносят так много неприятностей и невзгод, эти сокровища. — Сказала она мне. — Они никому не принесут радости.
Петерсен подмигнул мне и потер руки:
— А теперь, пан Томаш, не пора ли взяться за Малиновского и содрать с него кожу?
Я позвал мальчиков и Еву, которые уже проснулись и даже съели завтрак. Потом собрались в лагере Петерсенов, где сидел, привязанный к стулу Козловский.
Капитан разделся до пояса, потому что, как он сказал Козловскому: «Сдирать кожу очень утомительное занятие». Баська по приказу капитана забрался на дерево и стал привязывать к толстому суку веревку. Петерсен решил подвесить на ней Козловского, потому что, как он утверждал: «В подвешенном состоянии кожу удобней снимать полосками».
С самого начала Козловский безразличным взглядом смотрел на наши действия. Но когда Петерсен приказал дочери поставить на огонь ведро с водой и вскипятить его, подал свой голос:
— Какого дьявола, зачем вам горячая вода?
— Кожу надо предварительно ошпарить кипятком. Тогда она легче снимается. — Рявкнул Петерсен.
— Вы, наверное, шутите! Как это вы с меня снимите кожу? — Взвизгнул Козловский.
Капитан пожал плечами:
— Мы не шутим. Теперь вы узнаете как иметь дело с нами.