Вдруг произошло нечто странное. Я заметил, как из окутанных темнотой прибрежных кустов за моей спиной, вылетел маленький камешек и ударил Калиостро по колену. Камешек покатился и исчез в траве, но я заметил, что к нему привязана какая-то записка.
Я не подал вида, что заметил камешек с запиской. Я просто запнулся, но через мгновение продолжал говорить, как будто ничего не случилось. Мне казалось, что Калиостро не слышал меня и в мыслях был где-то далеко, или, вернее, очень близко к этому камню с запиской, который лежал в траве и до него можно было достать рукой. Но он не стал этого делать, вероятно, опасаясь, что я это замечу.
Во мне проснулась подозрительность. Я говорил Калиостро об истории Восточной Пруссии, и в то же время я думал, что его вопросы об этой земле не были результатом любопытства человека, который когда-то где-то говорил с каким-то немецким ученым, он явно пытался прояснить какой-то важный для него вопрос. Этот основной вопрос должен был быть замаскирован среди многих других, не вызывающих подозрений.
На мгновение я почувствовал желание отставить чашку чая, встать с травы и взять камень с запиской. Но я подумал, что Калиостро заметит этот маневр, и успеет первым схватить записку, которую, конечно, мне не отдаст. Тогда не лучше ли притворяться, что я ничего не видел? Притвориться дураком и при этом не выпускать Калиостро из виду.
Когда я замолчал, Калиостро спросил:
— И все же, несмотря на то, что здесь жило множество поляков, после первой мировой войны по результатам плебисцита[22] большинство населения выступило за немцев.
— Это правда, — я кивнул, задаваясь вопросом, является ли это тем самым важным вопросом, которого следовало ожидать. — Но, пожалуйста, помните, что тогда власть в Пруссии принадлежала Германии и плебисцит проходил в атмосфере немецкого давления и террора, а поляков, которые хотели быть с Польшей, шантажировали и даже убивали.
Кроме того, имейте в виду, что во вновь сформированной Польше, христианские демократы и католическое духовенство играли очень важную роль, не всегда терпимые к людям другой веры. В Дзялдовском повяте[23], еще до плебисцита, проведенного Польшей, жили восемнадцать тысяч мазуров евангелистов. Были случаи дискриминации в отношении них, что усиливало недоверие и подозрительность. Эти случаи дискриминации против протестантов впоследствии были использованы немцами в их антипольской пропаганде. Потому что немцы использовали здесь совершенно другую политику, чем, например, в Познани. Там активно действовала Хаката[24], запрещающая полякам даже говорить по-польски. Здесь немцы не убеждали мазуров, что они немцы, или что они должны стать немцами. Они только объясняли: "Вы пишете готическими буквами, как немцы, вы евангелисты, как и немцы. И язык, на котором вы говорите, не польский, а мазурский. Вы живете с Германией столько лет, живите и продолжайте, потому что, если вы будете выступать за Польшу, поляки сделают вас католиками, вы будете писать латинскими буквами, и все должно быть как у них".
22
Плебисци́т — (лат.
В конституционном праве термин "плебисцит" сильно различен с наименованием "референдум": по вопросам регионального и местного значения тоже могут проводиться референдумы (например, при объединении регионов).
В некоторых странах (например, во Франции) считается синонимом референдума.
23
Повят (польск. powiat) — средняя административно-территориальная единица в Республике Польша
24
Хаката — немецкая националистическая организация, созданная в конце XIX в. с целью германизации польских земель