— Что? — возмутился я. — Это же позор. Что подумают те, кто будут читать этот протокол? Что мы не умеем отличить серебро от золота. Моя слава оценщика произведений искусства будет таким образом испорчена. Я протестую против такого выхода из ситуации.
Но директор Марчак даже меня не слушал. Он вытащил из кармана протокол и сделал на нем приписку, которая затем велел мне подтвердить подлинность моей подписью.
— Именно так, — потирал он руки. — В склепе было темно, и поэтому произошла ошибка. И, однако, при более близком рассмотрении серебряные чаши оказались золотыми.
Расстроенный, я поставил подпись под документом.
— Ничего, пан Томаш, — притворно вздохнул директор. — Errare humanum est, то есть человеку свойственно ошибаться. Другими словами, мы ошибались, но вовремя заметили ошибку. Но на будущее — тут он грозно посмотрел на меня, — на будущее, я говорю, я требую доказательств вины злодеев. Я также надеюсь, что вы, как добропорядочный гражданин, пойдете сразу в милицейский участок, и признаете подмену чаш, и расскажете об обстоятельствах этого дела.
— Да. Разумеется, — я кивнул.
А он, тем временем, вышел из своей комнаты и через некоторое время привел магистра Пьетрушека.
Золотые чаши находились в картонной коробке на столе, поэтому Пьетрушек не мог их заметить, и он не знал, по какому вопросу его привел директор Марчак.
— Садитесь, пожалуйста — на всякий случай посоветовал директор Пьетрушеку. — И выслушайте меня очень внимательно, потому что дело, о котором я сообщу вам, является очень деликатным.
— Понимаю, — кивнул Пьетрушек и сделал очень серьезное лицо.
И директор продолжил:
— Как вы знаете, Томаш попросил меня разрешить более тщательно изучить пять найденных в тайнике чаш…
— Это было лишним, — быстро сказал Пьетрушек. — Я осмотрел их и обнаружил, что они не представляют большой ценности. Обычные серебряные чаши с конца прошлого века…
— Гм, — грозно хмыкнул директор, недовольный высказыванием Пьетрушека. — Постарайтесь меня не прерывать, а только внимательно слушать, пан магистр. Дело ведь, так сказать, государственной важности. Так вот, как вы и сами знаете, Томаш забрал у меня эти чаши и после тщательно проведенных научных исследований обнаружил, к своему и моему удивлению, что чаши эти сделаны из золота и инкрустированы драгоценными камнями.
— Что?! — Пьетрушек вскочил со стула.
— Да, пан магистр, — повторил директор. — Они из золота, что еще больше добавляет вам величия в качестве первооткрывателя тайника Кенига.
И директор Марчак полез в коробку. Он вынул пять золотых чаш и поставил их на стол прямо перед носом магистра Пьетрушека. А этот смотрел на них с изумлением.
— Из золота. Действительно… — пробормотал он про себя. — И украшены драгоценными камнями…
Наконец не выдержал и громко завопил:
— Это не те же чаши! Те были из серебра!
Директор Марчак страшно на него посмотрел.
— Серебро, вы говорите? Вы продолжаете усугублять свою ошибку?
— Ничего не понимаю, — прошептал магистр, Пьетрушек, немного напуганный грозным тоном директора.
— Я объясню вам эту ошибку, — любезно сказал директор Марчак. — В склепе горела только одна свеча, не так ли?
— Да…
— А там было темно.
— Да.
— Можно даже рискнуть сказать, что в склепе было почти совсем темно.
— Да.
— А значит, в таких условиях нетрудно ошибиться. Мы думали, что нашли пять серебряных чаш в склепе. Но при близком рассмотрении оказалось, что они из золота и инкрустированы драгоценными камнями.
Магистр Пьетрушек задумался. И через некоторое время он сказал:
— Мне кажется, что господин директор прав. Из-за этой темноты чаши показались нам серебряными, хотя были золотыми.
— Что было включено в поправку к протоколу, — добавил быстро директор и подтолкнул протокол Пьетрушеку. Тогда подпишите здесь, пан магистр.
Пьетрушек поставил свою подпись под поправкой к протоколу. И затем он глубоко вздохнул, с огромным облегчением.
— Таким образом, — заявил он, — исчезают все подозрения, что кто-то ранее что-то украл из тайника. Признаюсь, что мысль об этих серебряных чашах не давала мне покоя. Потому что, зачем полковнику Кенигу прятать в тайник серебряные, дешевые чаши? Это дело удалось объяснить нашей ошибкой, и я очень доволен этим.