Выбрать главу

Пан Тадеуш

или

Последний наезд[*] на Литве

Шляхетская история 1811—1812 годов

в двенадцати книгах, стихами

Книга первая. ХОЗЯЙСТВО

Возвращение панича • Первая встреча в комнатке, другая за столом • Тонкие рассуждения Судьи об учтивости • Политичные замечания Подкомория о модах • Начало спора о Куцом и Соколе • Сетование Войского • Последний Возный Трибунала[1] — Взгляд на тогдашнее политическое положение в Литве и в Европе.

Отчизна милая, Литва, ты, как здоровье: Тот дорожит тобой, как собственною кровью, Кто потерял тебя! И я рисую ныне Всю красоту твою, тоскуя на чужбине.
О матерь божия, ты в Ченстохове с нами, Твой чудотворный лик сияет в Острой Браме И Новогрудок свой ты бережёшь от бедствий [2], И чудом жизнь мою ты сохранила в детстве [3]. (Едва я был вручён твоей святой опеке, Я поднял мёртвые, сомкнувшиеся веки И с ложа смерти встал, хвалу тебе читая, Вернула ты мне жизнь, заступница святая) — Так нас на родину вернёшь, явив нам чудо [4]. Позволь душе моей перелететь отсюда В леса любимые, к родным лугам зелёным, Над синим Неманом раскинутым по склонам; К пшенице налитой, на золото похожей, К полям, расцвеченным серебряною рожью, Где жёлтый курослеп в гречихе снежно-белой, Где клевер покраснел, как юноша несмелый; Всё опоясано межою, лишь местами Там груши вкраплены с поникшими листами.
Среди таких полей, на берегу потока, В густом березняке, на горке невысокой Шляхетский старый дом стоял в былые годы [5]; Скрывали тополя его от непогоды, И стены белые за порослью лесною Издалека ещё сияли белизною, Фундамент каменный, а домик деревянный, И перед ригою виднелись постоянно Две-три больших скирды, не могшие вместиться. Округа славилась обилием пшеницы. И видно по снопам, тяжёлым и душистым, Которые блестят, как звёзды в поле чистом, И по числу плугов, что пар ломают рано На тучных полосах, богатых нивах пана, Усердно вспаханных, как в огороде грядки, Что дом зажиточен, содержится в порядке. Оповещают всех раскрытые ворота, Что рады здесь гостям и примут их с охотой.
Вот шляхтич молодой на бричке пароконной, Объехав рысью двор, к крыльцу свернул с разгона И наземь соскочил; а лошади лениво Травою занялись, потряхивая гривой. Пустынно на дворе и тихо на крылечке, А на дверях засов и колышек в колечке. Но путник ждать не стал, пока придёт прислуга, Он снял засов — и дом приветствовал, как друга, — Ведь не был здесь давно: он в городе далеко Науки изучал и вот дождался срока[6].
Вбежал он в комнаты и поглядел на стены, Как будто бы искал, уж нет ли перемены? Всё та же мебель здесь расставлена в порядке: Меж этих кресел он играл, бывало, в прятки; Однако выцвели и съёжились предметы. Висели по стенам старинные портреты; Вот на одном из них Костюшко вдохновенный, В чамарке краковской, сжимает меч священный; Как будто бы на нём, у алтаря святого, Монархов трёх изгнать даёт он клятву снова [7], Не то погибнуть с ним. Вот на другом угрюмо
Рейтан о вольности скорбит, объятый думой: Нож у груди, лицо героя непреклонно, Раскрыты перед ним Федон и жизнь Катона [8]. Вот и Ясинский здесь, прекрасный и надменный, И рядом Корсак с ним — товарищ неизменный [9]; Плечом к плечу они дерутся с москалями, В предместьи между тем уже бушует пламя. Куранты старые приезжий видит снова, Они по-прежнему стоят в тиши алькова. Вот с детской радостью он за шнурок берётся, — И вновь Домбровского мазурка раздаётся! [10]
Стремглав несётся он по светлой галерее, Чтоб детскую свою увидеть поскорее. Вошёл и отступил, и огляделся живо[11]: Всё было в комнате нарядно и красиво! Но дядя — холостяк, кто ж мог здесь поселиться? Гость знал, что тётушка давно живёт в столице. Откуда ж в комнату попало фортепьяно? Кто ноты с книгами перемешал нежданно? Всё так небрежно здесь, но вид всего так сладок! Руками юными наделан беспорядок. Кто платье белое, сняв с гвоздика, повесил, Распялив кое-как, на спинках мягких кресел? Расставлены горшки с геранью по окошкам, С петуньей, астрами, гвоздикой и горошком. Приезжий поглядел в окно — и снова диво: У края сада, где была одна крапива, Теперь разбит цветник, посажены левкои И выстрижен газон искусною рукою. Сплетённый цифрами заборик [12]; у калитки, Как пёстрая кайма, — вьюнки и маргаритки! Должно быть, политы недавно были грядки; Вон лейка полная стоит у чистой кадки, Но нет садовницы, — куда ж она девалась? Недавно здесь была, калитка колебалась, Задетая рукой. След узкой женской ножки, Босой и маленькой, лёг на песок дорожки. На мягком и сухом песке белее снега — След лёгкий, угадать не трудно, что с разбега Оставлен девушкой, которая, казалось, Босыми ножками едва земли касалась.
вернуться

[*]

Во времена Речи Посполитой выполнение судебных приговоров было очень затруднено в стране, где исполнительная власть располагала ничтожным количеством полицейских сил, а магнаты держали при своих дворах целые полки, некоторые же как, например князья Радзивиллы, имели многочисленные войска. Вот почему истец, после вынесенного судом в его пользу приговора, порой вынужден был обращаться для его исполнения к рыцарскому сословию, то есть к шляхте, при которой тоже существовала исполнительная власть. И вот, родственники, друзья и земляки истца, вооружившись, отправлялись в поход с приговором суда на руках, в сопровождении возного и добывали, подчас не без кровопролития, присуждённое истцу имущество, которое возный именем закона и отдавал ему во временное или постоянное владение. Такое вооружённое исполнение приговора суда называлось: зáязд. В старину, когда ещё уважалось право, даже магнаты не смели сопротивляться приговорам, и тогда редко случались вооружённые столкновения, а насилие почти никогда не оставалось безнаказанным. Из истории известен печальный конец князя Василия Сангушки и Стадницкого, прозванного чёртом. Но, из-за порчи общественных нравов в Речи Посполитой, количество заяздов сильно увеличилось, и они постоянно нарушали спокойствие на Литве (А.М.).

Поляки отличают два понятия: zajazd (зáязд) — оно разъяснено поэтом выше — и najazd (нáязд) — вооружённый захват владения без окончательного решения суда, без возного (судебного пристава), словом, совершенно незаконный акт. И хотя «Пан Тадеуш» назван (по-польски) «остатним заяздом», нападение враждебной Соплицам шляхты совершается тут ещё до приговора суда.

(Здесь и далее объяснения А. Мицкевича к «Пану Тадеушу» вставлены в примечания в порядке текста поэмы и помечены инициалами поэта.)

вернуться

[1]

Трибунал — наивысший суд последней инстанции, учреждённый во времена польского короля Стефана Батория (в 1570 году) для Великопольши в гор. Петрокове и для Малой Польши в гор. Люблине. По образцу этого суда в Литве с 1581 года действовал свой трибунал, собиравшийся то в Вильно, то в Гродно.

вернуться

[2]

Всем в Польше известен чудотворный образ пресвятой девы на Ясной Горе в Ченстохове. В Литве славятся чудесами образы пресвятой девы Остробрамской в Вильно, Замковой — в Новогрудке, а также Жировицкой и Борунской (А.М.).

вернуться

[3]

Мицкевич рассказывал своему другу Одынцу, как он, ещё совсем ребёнком, «выпал из окна и не подавал признаков жизни», пока мать не поручила его милости богоматери.

вернуться

[4]

В окончательном варианте «нас» вместо первоначального «меня» — замена весьма характерная; «явив нам чудо» — ибо убеждение поэта в близости великого политического переворота в Европе уже тогда начинало принимать мистическую форму веры в прямое вмешательство провидения в дела Польши.

вернуться

[5]

В оригинальном тексте «шляхетский двор». На родине поэта, неподалёку от Заосья и Тугановичей, было селение мелкой шляхты Соплицы, но его топография несколько отличается от топографических данных поэмы. Некоторые комментаторы считают, что в изображении Соплицова много реальных черт другого шляхетского двора — в Чонброве, где родилась мать поэта. Большая часть названий населённых пунктов и местностей, упоминаемых в «Пане Тадеуше», не выдумана, а относится к географии Новогрудского уезда.

вернуться

[6]

По ряду беглых упоминаний в оригинальном тексте поэмы видно, что Тадеуш окончил Виленский университет. В те времена в течение десяти лет можно было окончить гимназию (шесть лет) и университет (четыре года).

вернуться

[7]

Костюшко (1746–1817) — польский национальный герой, возглавивший восстание 1794 года, выдающийся государственный деятель и защитник прогрессивной Конституции 3 мая (1791 года), делавшей «громадный скачок вперёд от старой неурядицы» (Вацлав Боровский). Герой поэмы Мицкевича был назван Тадеушем в честь Костюшко. В краковском костёле капуцинов состоялось только освящение сабли Костюшко, а торжественную клятву — бороться до последнего вздоха за освобождение родины — Костюшко дал (24 марта 1794 года) на рыночной площади в Кракове, перед самой присягой. Костюшко был тогда не в «краковской чамарке», а в генеральском мундире; чамарку он надел только после рацлавицкой битвы (происшедшей 4 апреля 1794 года) в честь вооружённого косами крестьянского ополчения «косинеров». Чамарка — народная мужская верхняя одежда в Польше, со складками сзади (от пояса книзу), со шнурами и петлицами спереди, обычно тёмная (Костюшко носил белую, и в этом уборе он чаще всего изображается).

вернуться

[8]

Тадеуш Рейтан, земляк поэта, родом из новогрудского воеводства, был депутатом сейма 1773 года, на котором он прославился скорбным протестом против первого раздела Польши. Под впечатлением тяжёлых несчастий родины Рейтан в 1780 году покончил самубийством, перерезав себе горло стеклом. Он изображён на портрете, описываемом Мицкевичем, с двумя книгами — диалогом древнегреческого философа Платона (427–347 гг. до н.э.) о бессмертии души «Федон» и «Жизнью Катона» из «Параллельных жизнеописаний знаменитых мужей Греции и Рима» (сочинение греческого историка и моралиста Плутарха, около 40 — около 120 гг. н.э.). — Катон Младший, или Катон Утический (95–46 гг. до н.э.), боролся на стороне Помпея против Цезаря. Плутарх изобразил его непоколебимым борцом за римскую республиканскую свободу. Когда Помпей погиб и Катону не удалось самому организовать дальнейшее сопротивление, он отпустил своих ненадёжных сторонников и, сохраняя душевное спокойствие, стал читать отрывки из «Федона», после чего бросился на свой меч. Таким образом, Тадеуш Рейтан, по Мицкевичу, «польский Катон», непреклонный борец за республиканскую свободу. Знаменитый польский художник Ян Матейко увековечил протест Рейтана на сейме в своей прославленной картине «Рейтан».

вернуться

[9]

Якуб Ясинский — организатор восстания на Литве (1794). Погиб во время штурма Праги (предместья Варшавы на правом берегу р. Вислы). — Тадеуш Корсак — виленский земский судья, командовал во время восстания Костюшко (1794) повстанцами Виленского округа. В 1791 году, накануне нового раздела Польши, он, будучи депутатом сейма, проводил свои выступления под лозунгом: «Деньги и войско!» Погиб вместе с Ясинским.

Подбор портретов в усадьбе не случаен. Это всё портреты деятелей польского национально-освободительного движения, тесно связанных с Литвой (а Костюшко был даже родом из того же новогрудского воеводства, что и Мицкевич).

вернуться

[10]

Генрих Домбровский (1755–1818) — выдающийся деятель польского национально-освободительного движения, наполеоновский генерал, участник итальянской кампании Бонапарта и его похода на Россию. В 1797 году он организовал в Италии польские легионы, а 3 мая 1798 года его войска принимали участие во взятии Рима. В 1806 году Домбровский возглавлял восстание против пруссаков в так называемой Великопольше.

«Мазурка Домбровского» — песня, впоследствии национальный гимн Польши; возникла в 1797 году в польских легионах, сражавшихся в Италии. Автор её — Юзеф Выбицкий (1747–1822) — польский политический деятель, соратник Домбровского, известный литератор-мемуарист.

вернуться

[11]

Один из друзей поэта, Томаш Зан, рассказывал, что в последующих стихах «Пана Тадеуша», где повествуется, как Тадеуш, отыскивая свою детскую, попал в комнату Зоси, описано приключение Мицкевича в день его первого приезда в Тугановичи, имение Верещаков.

вернуться

[12]

Сплетённый цифрами заборик — сделанный из дощечек, скреплённых в виде римских цифр — V либо X.