Дар князя Сукина — болонка белой масти! [26]
Собачка резвая, живая, словно птица…
Есть у меня портрет, он в столике хранится.
Я плакала навзрыд и от большой печали
Упала в обморок [27], тиски мне сердце сжали.
Мне хуже было бы; но, в лекарстве искусен,
Явился к нам Кирилл Гаврилыч Козодусин.
Он егермейстером придворным был в то время
И тотчас захотел с души моей снять бремя;
Велел он притащить за шиворот чинушу,
Со страха негодяй едва не отдал душу!
«Как ты осмелился под самым царским носом
Лань котную травить!» Таким его вопросом
Вельможа оглушил. Бедняк лепечет что-то,
Что, дескать, им ещё не начата охота,
Что должен он сказать, едва на то дерзая, —
Болонку, а не лань разорвала борзая.
«Да как на ум взбрело тебе, молокососу,
Со мною в спор вступать по данному вопросу?
Да знаешь ли, кто я? Я — царский егермейстер!
Пускай нас тотчас же рассудит полицмейстер!»
Когда ж явился тот, пан Козодусин смело
Свидетельствовал сам искусно и умело:
«Вот эту лань зовёт болонкою тетеря.
Суди по совести, какого видишь зверя?»
Долг службы знал судья, всё понял с полуслова
И дерзость чудака он осудил сурово,
Но посоветовал ему служака старый
Сознаться поскорей, во избежанье кары.
Мой гость доволен был, сказал, что он доложит
Царю и приговор смягчит ещё, быть может.
На псарне с той поры борзые псы сидели,
А мой сосед в тюрьме провёл две-три недели.
Смеялись досыта мы над проделкой этой,
Забавный анекдот состряпали для света
И над проказою, над шалостью прелестной
Смеялся государь, доподлинно известно!»
Судья и бернардин меж тем в марьяж играли [28],
Открыли козыри и взятки набирали.
Соплица даму взял, ксёндз Робак было спёкся,
Однако же Судья рассказом так увлёкся,
Что он не козырял, а только поднял руку
И, слушая рассказ, обрёк ксендза на муку;
Дослушав до конца, не козыряя дамой:
«Пусть не нахвалятся, — так он сказал упрямо, —
Порядком москалей и просвещеньем немцев,
Пускай поучатся теперь у иноземцев
Охоте на зверей немудрые поляки,
Пусть стражников зовут, заслышав лай собаки,
Пускай хватают пса, что в лес чужой ворвётся,
А на Литве у нас по старине ведётся!
Зверья достаточно для нас и для соседства [29],
Не станем следствия чинить в кругу шляхетства.
Богаты хлебом мы, не объедят борзые,
Хотя и забегут в чужие яровые.
Не тронь крестьянских нив! Вот наш запрет единый»
Тут эконом сказал!: «На это есть причины;
Пан платит дорого за каждую потраву,
Крестьянство оттого не жалуется, право,
Когда шляхетский пёс потопчет яровое.
За каждый колосок заплатит пан копною
И талер [30] даст ещё. От баловства такого
Крестьяне портятся, даю вам в этом слово».
Но дальше говорить не дали эконому.
Шумело общество, и каждый по-иному
Доказывал своё; немало разговоров
Вокруг двух мнений шло, и много было споров.
Тадеуша вдвоём с прекрасной Телименой,
На радость парочке, забыли несомненно.
В восторге юноша был от любезной пани,
И только ей одной он уделял вниманье.
Шёл нежный разговор всё тише, замирая…
Тадеуш, точно слов её не разбирая,
Склонился близко к ней, и вдруг, лишась покоя,
Тепло щеки её почувствовал щекою.
Дыханье затая, впивал её дыханье,
Вбирал глазами он очей очарованье.
Вдруг — муха меж их уст, а вслед за мухой бойкой
И Войский тотчас же ударил мухобойкой.
Обилье мух в Литве, особые меж ними
Шляхетскими слывут, по праву носят имя [31].
Шляхтянка чёрная — черны все мухи в мире, —
Но покрупней брюшко и грудь чуть-чуть пошире,
А на лету гудит, жужжит протяжно, глухо,
И паутину рвёт, — вот как сильна та муха!
Уже запутавшись, три дня с жужжаньем бьётся
И может с пауком успешно побороться!
Всё это Войский знал, и распускал он слухи,
Что от шляхетских мух пошли другие мухи,
Что муха та меж мух сродни пчелиной матке,
Что с гибелью её погибнет род их гадкий!
Однако ни плебан, ни экономка пана
Не верили ему. По мнению плебана,
Не от шляхетских мух шли мухи невелички,
Но Войский всё равно не оставлял привычки:
Бил мухобойкой он по всем шляхетским мухам, —
И загудела вдруг такая же над ухом!
Ударил Войский, хлоп! Нет, не попал немножко,
Захлопал вновь и вновь, чуть не разбил окошка.
Шляхтянка, одурев, из комнаты метнулась,
Но подле выхода на парочку наткнулась,
И меж их лицами с жужжаньем пролетела,
А Войский хлопнул вслед, — не забывал он дела;
И отшатнулись вдруг две головы пугливо,
Как будто надвое расколотая ива.
Застигнуты врасплох, как робкие воришки.
О притолку себе они набили шишки.
вернутьсяКнязь Сукин — вымышленное (с юмористической целью) имя, так же как и (несколько ниже в тексте поэмы): «Кирилл Гаврилыч Козодусин».
вернутьсяДамы XVIII века, под влиянием сентиментализма, с его идеалом женщины как слабого и чувствительного существа, усвоили себе манеру падать в обморок и чуть что ссылаться на спазмы, сердцебиение и тому подобные признаки впечатлительности и деликатности их натуры.
вернутьсяМарьяж — старосветская карточная игра. В переводе с французского означает «женитьба», ибо сочетание короля и дамы давало в ней наибольшее число выигранных очков. В начале XIX века марьяж выходил уже из моды, в него играли большей частью старики.
вернутьсяСудья, в противоположность Телимене и Графу, выступает даже в вопросе о сроках охоты сторонником старины, не думавшим ни о каких предписаниях в этой области и руководившимся в охоте только чувством морально дозволенного или недозволенного, на практике приводившим к истреблению богатейшей фауны страны.
вернутьсяТалер — монета, получившая название от местности Иохимсталь в Чехии, где эти монеты стали чеканить с 1518 года. В Польше чеканка их началась с 1528 года. Первоначально талер равнялся тридцати грошам, то есть он был одинаковой стоимости с польским «злотым», но позднее ценность талера поднялась значительно выше.
вернутьсяСреди польской шляхты ещё в XVII веке был в ходу анекдот о мухах-шляхтянках.