Но, потчуя гостей, и сами с ними ели;
Так по обычаю пристало новым панам —
Сперва прислуживать самим своим крестьянам.
А гости за столом беседовали в зале,
Сервизу славному вниманье уделяли [1]:
Работа тонкая всё общество дивила.
(Сервиз когда-то был Сиротки Радзивилла.) [2]
По замыслу его исполнен в польском стиле,
В Венеции его художники отлили.
Потерян был сервиз в связи с войною шведской [3],
Бог знает как потом попал он в дом шляхетский!
Теперь он украшал парадные банкеты.
Поднос был с колесо объёмистой кареты,
Застыли сливки там короной ледяною,
Был сахар белый схож со снежной пеленою;
Картина зимняя, привычная для взгляда;
Посередине — бор варений, мармелада,
А по бокам его ютились на опушке
Селенья малые, застянки, деревушки —
И, замыкая круг роскошного прибора,
Стояли ловкие фигурки из фарфора,
Все в польских кунтушах, похожи на артистов,
Кто хмур, кто величав, кто весел, кто неистов,
У каждого свой цвет, свой жест, все, как живые,
Досадно лишь одно, что все они немые!
«Что делают они?» — допытывались гости.
И Войский объяснял, не выпуская трости
(В то время принесли бутылки и стаканы):
«Когда позволят мне вельможнейшие паны,
Я расскажу, что здесь дано изображенье
Старинных сеймиков в обычном их теченьи:
Голосование, совет, триумф. Ну, словом,
Я разгадал спектакль и расскажу его вам:
Направо — гости здесь, как видите, панове,
Приглашены на пир, стол рядом, наготове,
Однако же за стол фигурки не садятся,
А совещаются, кого бы им держаться?
Здесь в каждой группке их — оратор в середине
Стоит с раскрытым ртом; по возбуждённой мине
Видать, что говорит, что голоса считает
И на руках своих он пальцы загибает,
Что называет он различных кандидатов;
По лицам шляхтичей не видно результатов.
Направо, в группе той, не доверяя слуху,
Иной свою ладонь прикладывает к уху,
И крутит ус другой рукою молчаливо,
Как видно, увлечён оратором на диво!
Оратору легко, он видит их вниманье,
Как будто голоса лежат в его кармане.
А в третьей группе вид досадный и унылый, —
Оратор шляхтичей удерживает силой,
Схватив за пояса; а те, взгляните, рвутся!
И слушать не хотят, ну, только не дерутся!
Один оратору грозит во гневе яром
И хочет рот ему заткнуть лихим ударом,
Вот, кажется, боднёт оратора рогами…
Те сабли вынули, а те уж за дверями!
Тот в нерешимости: кому отдать свой голос?
Видать, что голова от мыслей раскололась,
Как поступить ему, не знает, — вот в чём дело,
И полагается он на судьбу всецело!
Зажмурил он глаза и пальцем в палец метит,
Чтоб ногти их сошлись. Пускай судьба ответит
Когда сойдутся, он подаст аффирмативу,
А не сойдутся, он положит негативу! [4]
Здесь рефектариум монастыря стал залом [5],
В нём выборы идут. В молчаньи небывалом
Уселись старики, а молодые, стоя,
Глядят во все глаза, там что-то непростое! —
Маршалок посреди пред урной с голосами,
Считает он шары, их шляхта ест глазами.
Но вот последний шар, и возные согласно
Избранника теперь назвали громогласно.
А этот шляхтич вот с решеньем не согласен,
Из кухни выглянул, взгляните, как он красен!
Глаза таращит он, разинув рот широко.
Как будто бы пожрёт всех во мгновение ока!
Нетрудно угадать, что закричал он: «вето!
»Что шляхта на него набросится за это;
Те кинулись к дверям, те взяли сабли — право,
От битвы не уйти жестокой и кровавой.
Взгляните в коридор хотя бы на мгновенье,
Увидите ксендза, идёт он в облаченьи, —
То приор! К спорящим санктиссимум выносит,
А мальчики звонят и расступиться просят;
Оружье спрятано, все на колени пали,
Лишь кое-где ещё увидишь отблеск стали;
Но пред святынею смирятся все буяны…
То время доброе давно умчалось, паны,
Когда шляхетские разнузданные страсти
Обуздывать могли без полицейской власти [6].
Все свято верили и уважали право,
Порядок с волей был, и шла с богатством слава!
Меж тем в иных краях немало есть драбантов,
Чинов полиции — констеблей и сержантов,
Но там, где служит меч порукою охраны,
Не верю, чтобы там была свобода, паны!»
вернуться
[1]
Здесь сервиз — не в значении комплекта столовой посуды, а — особого прибора, подробно описанного в кн. XII, ниже. Традиция подобных описаний ведётся издавна, ещё со времён Гомера: знаменитое описание щита Ахилла в «Илиаде». В польской литературе, в «Монахомахии» Красицкого, есть подобное описание кубка.
вернуться
[3]
Вероятнее всего речь идёт о войне 1655—1660 годов при польском короле Яне Казимире, когда шведы заняли всю страну; либо о войне вначале XVIII века, когда войска Карла XII грабили и опустошали Польшу.
вернуться
[5]
Рефектариум (лат.) — трапезная монастыря, служившая также для собраний монахов и, как видно из настоящего описания, для шляхетских сеймиков.
вернуться
[6]
Мицкевич идеализировал обычаи старой Польши, которые, по его словам, охраняли общественное спокойствие в стране лучше, чем их оберегали в современной ему Европе полиция и жандармы.