Он бородой кивнул. И кресло притащили,
В средину Яикеля с почётом усадили,
Тотчас же положив цимбалы на колени,
Старик глядел на них с восторгом, в умиленьи;
Так смотрит ветеран, которого призвали,
На меч, что со стены с трудом внучата сняли,
И хоть меча давно уже не брал он в руки —
Уверен, что былой не позабыл науки.
Вот пред цимбалами два музыканта юных
Настройкой занялись, берут аккорд на струнах,
В глазах у Янкеля зажглись две ярких точки;
В приподнятых руках держал он молоточки.
На струны опустил, прошёл певучим ладом,
И звуки хлынули могучим водопадом;
Тут подивились все, — но то была лишь проба,
Маэстро опустил вновь молоточка оба.
Коснулся снова струн так тихо и умело,
Как будто бабочка чуть слышно пролетела.
Едва касаясь струн, старик глядел в волненьи
На небо, точно ждал оттуда вдохновенья,
И на цимбалы вдруг он сверху глянул гордо
И, наклонившись, взял два мощные аккорда,
Все замерли на миг…
Ударил вновь маэстро,
И звуки разрослись в гром бурного оркестра,
Литавров медный звон, грохочут дробно бубны,
И полонез плывёт, как будто голос трубный!
Пылают радостью сияющие лица,
И хочет молодёжь скорее в пляс пуститься,
А старым грезятся излюбленные даты:
Счастливый майский день, в который депутаты
С сенатом в ратуше, не ведая печали,
Народа с королём согласие венчали.
«Виват!» — кричали все с восторгом и с любовью
Народу, королю и каждому сословью.
Ускорил Янкель темп — и в праздничные звуки
Ворвался диссонанс, как будто свист гадюки
Иль скрежет по стеклу; тут гости побледнели:
Предчувствие беды нарушило веселье.
Встревожилась толпа, все шепчутся смущённо:
Фальшивит инструмент? Старик ли сбился с тона?
Но нет! Не сбился он и продолжает дальше
В мелодию вносить оттенок мерзкой фальши;
В гармонии тонов певучей, сладкогласной —
Всё тот же диссонанс пронзительный и властный:
И гости поняли, стыдясь, закрыли лица,
Гервазий закричал: «Ах, это Тарговица!»
Вдруг лопнула струна, раздался свист зловещий…
По примам [30] молотки забегали всё резче.
Вот примы бросили, к басам перебежали,
На тысячи ладов цимбалы зазвучали.
Атаку и войну, тревогу и печали,
Стон детский, женский плач,
смятенье в польском стане
Так передал старик, что плакали крестьяне!..
По песням только лишь запомнили бедняги
Резню, которая была когда-то в Праге.
Тут мастер заглушил аккорды струн унылых,
И звуки замерли, он точно в землю вбил их!
Едва пришёл в себя народ от изумленья,
Другая музыка, летит, как дуновенье:
Вот струны тонкие, когда их еле тронут,
Как мухи, вырвавшись из паутины, стонут.
Но звуки ширятся, разрозненные тоны
Сливаются, гремят аккордов легионы,
И в такт сплетаются созвучья всё чудесней,
Передающие напев знакомой песни:
Скитается солдат по свету, как бродяга,
От голода и ран едва живой, бедняга,
И падает у ног коня, теряя силу,
И роет верный конь солдатскую могилу.
Та песня старая мила седым воякам!
И по сердцу пришлась мелодия полякам!
Столпились вкруг цымбал и вспоминали с мукой,
Как «ад могилою отчизны пред разлукой
Запели, и пошли они бродить по свету;
Скитанья вспомнили, конца которым нету.
По суше, по морям, тяжёлые невзгоды
Среди людей чужих и новые походы,
Когда той песенкой залечивали раны…