— Я человек маленький, и дружба вашего сиятельства для меня честь слишком высокая — пришлось бы по лестнице взбираться или подпрыгивать, а на старости лет это трудно. Если же вы, ваше сиятельство, говорите о счетах с Кмицицем, моим приятелем, то от всего сердца советую вам за эту арифметику не приниматься…
— Почему же? — спросил князь.
— Потому что в арифметике четыре правила. И вот, хотя у Кмицица большое состояние, но в сравнении с вашим это капля в море, и на деление он не согласится; умножением он сам занимается; отнять у себя он тоже ничего не позволит, вот разве прибавить что-нибудь он может, но не знаю, так ли это нужно вашему сиятельству…
Хотя Богуслав никогда за словом в карман не лазил, но в эту минуту доводы пана Заглобы, или же его дерзость так смутили князя, что он не нашелся что ответить. У присутствующих животы запрыгали от смеха, а пан Собеский расхохотался во все горло и сказал:
— Это збаражский герой! Он умеет рубить саблей, но и языком работать мастер. Лучше оставить его в покое!
Богуслав, видя, что в лице Заглобы он наткнулся на непримиримого врага, не пытался более привлечь его на свою сторону; он заговорил с кем-то другим и только бросал злобные взоры через стол на старого рыцаря.
Но пан Собеский развеселился и продолжал:
— Вы мастер, пане-брат, настоящий мастер! Случалось ли вам встречать равного в Речи Посполитой?
— Саблей, — отвечал Заглоба, довольный похвалой, — не хуже меня работает теперь Володыевский. Да и Кмицица я подучил недурно.
И сказав это, Заглоба покосился на Богуслава, но тот продолжал разговаривать с соседом, сделав вид, что не слышит.
— Володыевского, — сказал гетман, — я не раз видал в деле и мог бы за него поручиться, если бы от этого зависела участь всего христианства. Жаль только, что в столь великого рыцаря словно гром грянул.
— А что с ним случилось? — спросил пан Сарбевский, мечник цехановецкий.
— По пути, в Ченстохове умерла его невеста, — ответил Заглоба, — а что хуже всего, я нигде не могу узнать, где он теперь находится.
— Господи боже! — воскликнул пан Варшицкий, каштелян краковский. — Да ведь я по дороге в Варшаву встретился с ним; он говорил мне, что, питая отвращение к жизни и познав ее суету, он собирается на Mons regius, чтобы в молитве и размышлениях окончить свое печальное житие.
Заглоба схватился за остаток своей чуприны.
— Богом клянусь, он камедулом[3] сделался! — воскликнул он в отчаянии.
Известие это произвело на всех удручающее впечатление. Пан Собеский, который очень любил солдат и знал, как в них нуждается отчизна, сильно огорчился и минуту спустя сказал:
— Трудно противиться свободной воле человека и славе Божьей, но я не могу скрыть от вас, что мне его очень жаль. Он солдат из школы князя Еремии и хорош против всякого неприятеля, особенно против орды. Есть всего несколько таких загонщиков в степях: среди казаков пан Пиво, в регулярном войске пан Рущиц, но и этим далеко до Володыевского.
— Счастье еще, что время теперь спокойное, — ответил мечник цехановецкий, — и что язычники верны мирным трактатам подгаецким[4], вынужденным непобедимым мечом моего благодетеля. — И мечник поклонился пану Собескому, а тот, польщенный публичной похвалой, ответил:
— Прежде всего надлежит благодарить Бога за то, что он дал мне лечь у порога Речи Посполитой и искусать неприятеля, а затем наших славных воинов, всегда на все готовых! Что хан рад сохранять нерушимо мирные трактаты, это я знаю; но в самом Крыму постоянные восстания против хана, а Белгородская орда совсем его не слушается. Я получил известие, что на молдавской границе их собираются целые тучи и готовятся к набегам. Я велел внимательно следить по проселочным дорогам, но у меня солдат мало. Если в одном месте прибавлю, в другом нехватка. Особенно же не хватает у меня опытных солдат, знающих все приемы орды; вот почему я так жалею о Володыевском.
Заглоба отнял руки, которыми держался за голову, и воскликнул:
— Но не бывать ему камедулом, хотя бы мне пришлось осадить Mons regius и отнять его силой! Боже мой! Завтра же к нему поеду. Может быть, мне удастся убедить его, а если нет, то я отправлюсь к ксендзу-примасу, к самому генералу камедулов. Если придется в Рим ехать, я и туда поеду. Я не хочу приуменьшать славы Господней, но какой же он камедул, когда у него и борода не растет? Как у меня на руке! Ей-богу! Он и обедни не сумеет пропеть, а если запоет, то все монастырские крысы убегут: они подумают, что кошка мяукает, справляя свою свадьбу. Простите, ваць-панове, за эти слова, но я говорю то, что подсказывает мне моя печаль. Если бы у меня был сын, я не любил бы его больше, чем этого малого. Бог с ним! Бог с ним! Сделайся он хоть бернардинцем, но только не камедулом! Не бывать этому. Завтра же еду к ксендзу-примасу и попрошу его дать мне письмо к настоятелю.
3
Камедулы — монашеский орден, известный строгостью уставов, в Польше вел деятельность с начала XVII в.
4
Подгаецкие трактаты. В октябре 1667 г. в лагере под Подгайцами Собеский успешно отразил натиск неприятельских сил.