— Женщины так же боятся этих стрел, как собака сала, — шепнул Заглоба пани Маковецкой. — Но сознайтесь, ваць-пани, что вы не без некоей скрытой цели привезли сюда этих синичек? И что за девушки! Особенно этот гайдучок. Ей-богу! Хитрая сестричка у пана Михала, не правда ли?
Пани Маковецкая действительно сделала очень хитрую мину, которая совсем не шла к ее открытому простодушному лицу, и сказала:
— Разное в голову приходило. У нас, женщин, нет недостатка в проницательности… Муж мой приедет на выборы, а я с девушками приехала раньше; того и гляди, к нам татары пожалуют. А если бы из всего этого вышло что-нибудь хорошее для Михала, то я дала бы обет пешком на богомолье отправиться.
— Выйдет, выйдет! — сказал Заглоба.
— Обе девушки знатного рода и обе богаты, а это в нынешнее тяжелое время что-нибудь да значит.
— Не мне это говорить! Состояние Михала война съела, но я знаю, что у него есть деньги, отданные под расписку разным знатным панам. Не раз брали мы с ним богатую добычу, мосци-пани, и хотя все это поступало в распоряжение гетмана, все же часть шла в дележку, как это у нас говорится по-солдатски: «на саблю». На долю Михала приходилось не раз так много, что если бы он сберег все, то у него было бы прекрасное состояние. Но ведь солдат о завтрашнем дне не думает, а гуляет, коли есть деньги. Михал спустил бы все, если бы я его не удерживал. Вы говорите, что эти девушки знатного рода?
— В Дрогоевской сенаторская кровь. Конечно, наши пограничные каштеляны не то что краковские, есть и такие, про которых в Речи Посполитой никто не слышал; но все же раз кто занял сенаторское место, то блеск сего звания он передает и потомству. Что же касается родственных связей, то Езерковская еще знатнее Дрогоевской.
— Скажите пожалуйста! Я сам происхожу от некоего короля масагетов, а потому люблю слушать о происхождении других.
— Ну, у Езерковских столь высоких предков нет, но если вам угодно послушать… мы ведь в наших краях по пальцам можем перечислить родословную каждого дома… Так вот, она родственница и Потоцких, и Язловецких, и Лащей. Было это вот как.
Тут пани Маковецкая расправила складки своего платья, уселась поудобнее, чтобы ничто не могло помешать излюбленному рассказу. Она расставила пальцы на одной руке и приготовила указательный палец другой для пересчитывания дедушек и бабушек, затем начала:
— Дочь пана Якова Потоцкого, Елизавета, от второй его жены Язловецкой, вышла за пана Яна Сметанко, хорунжего подольского.
— Усвоил!
— От этого брака родился пан Миколай Сметанко, тоже хорунжий подольский.
— Гм… Прекрасное звание!
— Он был женат первый раз на Дорогостай… нет, на Рожинской… нет, на Воронич… А чтоб ее! Забыла.
— Царство ей небесное, как бы там ее ни звали! — сказал серьезно Заглоба.
— А второй раз он женился на панне Лащ.
— Я так и знал! Ну, и каковы же были последствия этого брака?
— Сыновья их перемерли…
— Никакая радость не долговечна на этом свете…
— А из четырех дочерей самая младшая, Анна, вышла за Езерковского, герба Равич, комиссара по разграничению Подолии; если не ошибаюсь, он был потом мечником подольским.
— Был, помню! — с уверенностью подхватил Заглоба.
— От этого брака, видите ли, родилась Бася.
— Вижу, как вижу и то, что она сейчас целится в окно из кетлинговского мушкета.
И действительно, панна Дрогоевская и маленький рыцарь были заняты беседой, а панна Бася развлекалась прицеливанием из мушкета. Увидев это, пани Маковецкая затряслась и запищала:
— Вы представить себе не можете, сколько мне хлопот с этой девушкой! Настоящий гайдамак!